Фредерик Форсайт. - История Биафры
В июне полковник Оджукву, приветствуя эмира Кано, своего современника и друга, с чьей помощью он смог удержать Кано от кровопролития в январе, при его назначении новым ректором университета в Нсукке, публично призвал свой народ вернуться в их дома на Севере. Многие из этих уроженцев Востока бежали после майской резни в поисках безопасности на Восток. Полковник Оджукву попросил их поверить, что эти убийства были «частью той цены, которую мы должны были заплатить за идеал Единой Нигерии».
В течение всего июня правительство Иронси наугад искало то средство, с помощью которого можно было бы решить проблему растущей напряженности в стране. Но никому и в голову не пришло, и менее всех полковнику Оджукву, что можно было бы позволить северянам осуществить их вековое желание — основать собственное государство.
В конце концов, генерал Иронси отбыл в поездку по стране, чтобы на как можно более широкой основе прозондировать общественное мнение на местах по поводу того, в какой форме хотят видеть Нигерию населяющие ее народы.
Он никогда не вернулся в Лагос.
Неудавшийся контрпереворот
Некоторые люди (из тех, кто всегда пытается отделаться поверхностными объяснениями) предполагали, что попытка переворота, предпринятая младшими армейскими офицерами (северянами по происхождению) 29 июля 1966 года, была прежде всего вызвана желанием отомстить за убитых в январе этого же года троих старших офицеров, также северян по рождению. Конечно, задолго до этого второго переворота на Севере все громче и громче раздавались требования казнить январских заговорщиков, не в качестве возмещения за смерть политиков, о чьей кончине почти никто и не жалел, а как возмездие за расстрел бригадного генерала Маймаллари и полковников Пама и Ларгемы.
Довод этот не убедителен. Кроме этих троих в январе были также убиты три полковника-Йоруба и два майора-Ибо. Ключ к разгадке причин, по которым эти офицеры подняли мятеж в июле, скорее всего заключается в слове, послужившем сигналом ко всей операции: АРАБА. На Хауса это означает «отделение». И хотя сильный элемент мести присутствовал как во всем этом предприятии вообще, так и во всем, что произошло потом, главной их целью было осуществление давнишнего стремления народных масс Севера раз и навсегда отделиться от Нигерии.
В этом, да и во всех других отношениях, переворот и контрпереворот коренным образом отличались друг от друга. В первом случае во всем было свирепое желание освободить Нигерию от огромного количества бесспорных бед. Переворот этот был реформаторским по мотивировке, кровопролитие было минимальным — 4 политика и 6 офицеров. Он был по сути направлен вовне и не регионален по ориентации.
Июльский контрпереворот был полностью региональным, так сказать обращенным вовнутрь, реваншистским, сепаратистским по сути и совершенно излишне кровавым по исполнению.
За несколько лет до этого было замечено, что хотя большая часть солдат пехоты — северяне, из которых примерно принадлежит к народу Тив, почти 70 % получивших офицерское звание — родом с Востока. Хотя это нельзя назвать случайностью, однако никакой преднамеренности в этом факте не было, несмотря на то, что впоследствии пытались утверждать обратное.
Уже в самом начале существования Нигерийской армии в ней большое значение при предоставлении офицерского звания придавалось уровню образованности кандидата. Как можно заметить по количеству школ на территории области (о чем уже говорилось ранее), на Севере постоянно существовала нехватка образованного персонала.
В 1960 году, в год предоставления Независимости, было произведено в офицеры всего шесть северян. Новый министр обороны альхаджи Рибаду (Хауса) издал приказ о том, что 50 % офицерского состава должно быть набрано на Севере. Однако этого нельзя было достичь так вот сразу. И тем не менее, в 1966 году в армии было уже гораздо больше молодых офицеров-северян, так что хотя июльский переворот и был несомненно спланирован маленькой группой старших офицеров, его непосредственное исполнение выпало на долю этих лейтенантов.
Внутри самой армии распределение офицеров отражало все региональные особенности Нигерии, и опять-таки сделано это было непреднамеренно, только на основе образовательного уровня и склонностей. Подавляющее большинство офицеров-северян служило в пехотных частях, тогда как части технические — склады, радио, инженерные, ремонтные соединения, транспорт, медицина, разведка, обучение и артиллерийско-техническое снабжение — были заповедной зоной людей с Востока. Когда июльский переворот созрел, то для того чтобы в их власти оказалась вся остальная армия, а следовательно, и вся страна, мятежникам надо было только захватить гарнизонные оружейные склады и вооружить своих людей. Что они и сделали.
Вечером 28 июля генерал Иронси обедал с подполковником Фаджуйи, военным губернатором Западной Области, в его резиденции в Ибадане. С ними был полковник Хилари Нджоку (Ибо), командир II Батальона, базировавшегося в Икедже, за пределами Лагоса.
Переворот начался с мятежа в казармах в Абеокуте (Западная Область), где возглавляемая капитаном-Хауса группа солдат в 11.00 ворвалась в офицерскую столовую и убила трех офицеров восточного происхождения. Затем они окружили казармы, разоружили солдат-южан охраны, захватили оружейные склады и вооружили солдат-северян. Был подан сигнал боевой тревоги, после чего разбуженный гарнизон выстроился на плацу. Солдат-южан отделили и заперли на гауптвахте, а тем временем северяне устроили повальный обыск — искали тех, кого не оказалось на плацу. К рассвету большинство офицеров-южан и младшего командного состава были собраны вместе. На заре их вывели с гауптвахты и расстреляли.
Тем временем мятежники по всей видимости дозвонились до II Батальона в Икедже и в VI Батальон в Ибадане и сообщили о том, что произошло. К трем часам утра одному капитану-Ибо удалось бежать из Абеокуты: он тоже позвонил, но в штаб Армии в Лагосе и доложил о том, что, как он думал, было простым мятежом. В Генштабе в отсутствие Иронси старшим по должности был его начштаба подполковник Говон. Он принял командование на себя.
До сих пор идут горячие споры о том, сделал ли он это для того, чтобы иметь большую возможность управлять ходом переворота и той резней, что последовала за ним, или же он пытался все это предотвратить. Говон заявляет, что не имеет ничего общего с переворотом, но его дальнейшее поведение ставит правдивость этого утверждения под сомнение, так что вполне может оказаться, что он был не очень колеблющимся сообщником — как до, так и после свершившегося.
