Борис Соколов - Ленин и Инесса Арманд
В случае, если публикация писем в «Intrasigeant» происходила одновременно с публикацией в «Иллюстрированной России» или непосредственно предшествовала ей, можно представить себе следующее развитие событий. Москва не только не стала покупать хранившиеся у Елизаветы К. ленинские письма, но и перестала выплачивать ей субсидию. К тому же начавшиеся в Москве политические процессы, в частности, осуждение на смерть старых друзей Ленина – Льва Борисовича Каменева и Григория Евсеевича Зиновьева, могли породить у Алексинского и Елизаветы К. страх за собственную жизнь. Ну, как НКВД решит сэкономить на выплатах и просто уберет нежелательных свидетелей, грозящих разрушить ленинский миф? Публикация же очерка о любви Ленина и Елизаветы К. с обильным цитированием ленинских писем позволяла не только заработать на гонорарах, но и давала некоторые гарантии. Теперь гибель публикаторов только привлекла бы к этой истории повышенное внимание зарубежной общественности. Поэтому в Москве решили сделать вид, что публикации в «Иллюстрированной России» как бы и не было. Тема отношений вождя большевиков и девушки из Петербурга на долгие годы оказалась в СССР под запретом.
Другая же версия, основанная на предположении, что Валентинов не ошибся с датировкой, предполагает крайний непрофессионализм НКВД и НКИД, два года не сообщавших ЦК о злосчастной публикации и продолжавшей платить Елизавете К. пенсию за давно уже нарушенное молчание. Впрочем, неразбериха в СССР существовала всегда. Поэтому и такой вариант возможен, хотя он и кажется мне маловероятным.
Но не только утаенная парижская любовь доказывает, что ничто человеческое Ленину не было чуждо. В переписке с Инессой Арманд, которой мы в дальнейшем коснемся, порой проскальзывают намеки, относящиеся к интимной сфере.
Что же касается бездетности Крупской, то виноват здесь не Ленин, а ее болезни. В апреле 1900 года, после отъезда из Шушенского, Владимир Ильич из Пскова сообщал матери о здоровье Надежды Константиновны, находившейся тогда в Уфе: «Надя, должно быть, лежит: доктор нашел (как она писала с неделю тому назад), что ее болезнь (женская) требует упорного лечения, что она должна на 2–6 недель лечь». Позднее, уже за границей, у Крупской обнаружилась базедова болезнь – воспаление щитовидной железы, причем в острой форме, так что пришлось даже делать операцию. А ведь эта болезнь, как известно, тоже не способствует деторождению.
Но вернемся в Шушенское. Жизнь там Ульянова и Крупской (в браке она сохранила девичью фамилию) напоминала едва ли не пребывание на курорте. 8 рублей в месяц Владимир Ильич получал как ссыльный. Такое же пособие после венчания стала получать и Надежда Константиновна. Крупская вспоминала: «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная… Владимир Ильич за свое «жалованье» – восьмирублевое пособие – имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья – и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин был простоват – одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест – покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте… рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю… В общем, ссылка прошла неплохо». Сам Ильич еще в октябре 1897 года с удовлетворением писал матери: «Все нашли, что я растолстел за лето, загорел и высмотрю совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь! Сразу все питерские болести побоку!» Это подтвердила и Надежда Константиновна, через несколько дней после приезда в Шушенское написав Марии Александровне Ульяновой: «По-моему, он ужасно поздоровел, и вид у него блестящий сравнительно с тем, какой был в Питере. Одна здешняя обитательница полька говорит: «пан Ульянов всегда весел». Увлекается он страшно охотой, да и все тут вообще завзятые охотники, так что скоро и я, надо думать, буду высматривать всяких уток, чирков и т. п. зверей».
Уж не ссылку ли Ленина в Шушенское пародировал Михаил Булгаков, когда в эпилоге «Мастера и Маргариты» отправил любителя веселой жизни директора московского театра Варьете Степана Богдановича Лиходеева в необременительную ссылку в Ростов: «Немедленно после выхода из клиники, в которой Степа провел восемь дней, его перебросили в Ростов, где он получил назначение на должность заведующего большим гастрономическим магазином. Ходят слухи, что он совершенно перестал пить портвейн и пьет только водку, настоянную на смородиновых почках, отчего очень поздоровел. Говорят, что стал молчалив и сторонится женщин». 8-дневное пребывание Лиходеева в психиатрической клинике профессора Стравинского может рассматриваться как пародия на предшествовавшее ссылке в Шушенское пребывание Ленина в течение тринадцати с половиной месяцев в доме предварительного заключения на Шпалерной. Отказ Степы, в точном соответствии с рекомендацией Воланда, от употребления портвейна напоминает отказ Ленина от минеральной воды, которую ему прописали от болезни желудка швейцарские доктора еще в 1895 году. Через месяц после приезда в Шушенское он с радостью сообщал сестре Анне: «И квартирой, и столом вполне доволен, о той Mineralwasser, о которой ты спрашиваешь, я и думать забыл и надеюсь, что скоро забуду и ее название».
Для автора «Мастера и Маргариты» Ленин действительно был Лиходеевым – человеком, сотворившим немало лихих дел, окунувшим Россию в бездну «красного террора», уничтожившим спокойный дореволюционный уклад жизни и достаток интеллигенции. Подчеркну, что ни в годы пребывания Владимира Ильича у власти, ни в период, когда Булгаков писал свой знаменитый роман, мало кто в стране питался столь обильно, как крестьяне села Шушенского и делившие с ними простую, но обильную трапезу ссыльные Ульянов и Крупская.
Причем питались Владимир Ильич и Надежда Константиновна целиком на казенный счет. А на дополнительные расходы, например, на дантиста, к которому Ульянов ездил лечиться в самый губернский центр Красноярск, исправно поступали переводы от Марии Александровны. Мать Ленина поддерживала детей с помощью специального денежного фонда, который составили доходы от проданной недвижимости: дома в Самаре, имения Кокушкино, хутора Алакаевка. Получал Ульянов и литературные гонорары, хотя и не очень большие. На эти гонорары он в основном покупал нужные для работы книги, которые родные исправно высылали в Шушенское.
Но не только и даже не столько политико-экономические статьи занимали Ульянова в ссылке. Как писала позднее Марина Ильинична Ульянова: «Если Владимир Ильич умел систематично, усидчиво и крайне плодотворно работать, то он умел и отдыхать… Лучшим отдыхом для него была близость к природе и безлюдье». Шушенское в этом смысле было почти идеальным местом. Надежда Константиновна так рисует их занятия в одном из писем свекрови: «В Шуше очень даже хорошо летом. Мы каждый день ходим по вечерам гулять, мама-то далеко не ходит, ну а мы иногда и подальше куда-нибудь отправляемся. Вечером тут совсем в воздухе сырости нет и гулять отлично. Комаров тут много, и мы пошили себе сетки, но комары почему-то специально едят Володю, а в общем жить дают. Гулять с нами ходит знаменитая «охотничья» собака, которая все время, как сумасшедшая, гоняет птиц, чем всегда возмущает Володю. Володя на охоту это время не ходит (охотник он все же не особенно страстный), птицы, что ли, на гнездах сидят, и даже охотничьи сапоги снесены на погреб. Вместо охоты Володя попробовал было заняться рыбной ловлей, ездил как-то за Енисей налимов удить, но после последней поездки, когда не удалось поймать ни одной рыбешки, что-то больше нет разговору о налимах. А за Енисеем чудо как хорошо! Мы как-то ездили туда с массой всякого рода приключений, так очень хорошо было. Жарко теперь. Купаться надо ходить довольно далеко. Теперь выработался проект купаться по утрам и для этого вставать в 6 ч. утра. Не знаю уж, долго ли продержится такой режим, сегодня купание состоялось. Вообще теперешняя наша жизнь напоминает «форменную» дачную жизнь, только хозяйства своего нет».
