KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Алексей Рыбин - «Кино» с самого начала и до самого конца

Алексей Рыбин - «Кино» с самого начала и до самого конца

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Алексей Рыбин, "«Кино» с самого начала и до самого конца" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

После поездки мы как-то сблизились с Цоем — нам было легко общаться, так как Цой был молчалив и достаточно мягок и уступчив, я тоже особенно не любил суеты, хотя суетиться приходилось довольно часто, а главное, нас сближали похожие музыкальные пристрастия — я собирал пластинки, менял их на «толчке», и у меня всё время были новые поступления. У Свина они тоже были, но к этому моменту он с головой ушёл в изучение панк-рока, и выбор в его коллекции был довольно специален. Я же собирал «красивую» музыку — «Джетро Талл», «Йес», «Битлз», из новых людей — Костелло, «Телевижн», «Претендерс»… Познакомился я и с музыкой Давида Боуви и записал почти все его пластинки — так он мне понравился. Цой приходил ко мне записывать музыку на свой магнитофончик «Комета», мы говорили о роке, но играть вместе не пробовали — стиль «Пилигрима», где я продолжал трудиться, был Цою не близок — это больше походило на «Ху» середины семидесятых — такой мощный громкий рок. Дюша был нашим музыкальным и идейным руководителем, он обожал «Ху» и «Лёд Зеппелин», и под его руководством мы грохотали вовсю. Цою же нравилось играть более тонкую музыку, что он и делал в «Палате № 6».

Довольно сложно сейчас писать о том, как мы тогда существовали — масса подробностей не запомнилась, поскольку мы принципиально не думали ни о завтрашнем дне, ни о вчерашнем. Среди нас не было летописцев и никто, даже мысленно, не вёл хроники событий. Музыка сделала нас такими — не похожими на других, чужими, среди своих. Это ощущение чужеродности до сих пор во мне, а окружающие это чувствовали и чувствуют, и это вызывало и продолжает иногда вызывать у них недоумение. Гребенщиков как-то сказал, что в те годы рок-н-ролл был единственной до конца честной вещью в этой стране, и я полностью с ним согласен. Только это могло вызвать радость в наших душах. Именно радость — не смех и хихиканье. Разве те люди, что стоят в очередях, чтобы сдать пустые бутылки, чтобы купить полные бутылки, чтобы выйти на свободу, после опорожнения бутылки, разве есть радость в их душах? Они смеются постоянно — над похабными анекдотами, над глупыми шутками, несущимися с киноэкранов, над рассказами писателей-сатириков о том, как страшно жить в этой стране, они смеются над собственным убожеством, нищетой и порочностью, но нет радости на их лицах. А мы искали эту радость и находили её. В рок-н-роллах Элвиса и балладах «Битлз» мы открывали больше смысла, чем во всех тех статьях Ленина, что я законспектировал в 9-м и 10-м классах школы и на 3-х курсах института.

Критиковать то, что происходило вокруг, нам претило, и хотя мы иногда скатывались до обсуждения окружающего, в основном, старались этого избегать. Вступать в прямой диалог с государством значило принимать правила его игры, что было для нас глубоко омерзительно. Те ценности, которые нам предлагались, были просто смешны — они выглядели такими бессмысленными и ничтожными, что для их достижения совершенно не хотелось тратить время и силы.

Работая на заводе, я как-то раз зашёл в один из корпусов, где трудились инженеры, проектировщики, чертёжники и прочие бойцы интеллектуального фронта, прошедшие институты и университеты. Трое таких бойцов стояли на тёмной, заплёванной и загаженной окурками и горелыми спичками лестничной площадке и украдкой разливали водку в гранёный стакан. Подивившись на такую работу людей в строгих костюмах и при галстуках, я вошёл непосредственно в помещение, где инженеры непосредственно должны работать. Двое или трое инженеров сидели за письменными столами и, покуривая (на лестницу, вероятно, выходили только пить), смотрели в потолок, очевидно, раздумывали, что бы ещё такое как-нибудь усовершенствовать. Остальные пятеро или шестеро были заняты более активными делами — кто читал газету, кто говорил по телефону, кто листал бумаги на столе. Я заметил, что это в основном были приказы и инструкции. Я передал кому-то какую-то записку и отправился восвояси, в свой слесарный цех.

«Вот учись в институте, слушай пять лет ахинею, чтобы в результате оказаться на заплёванной лестнице с бутылкой водки, пусть и с дипломом в кармане и в строгом костюме», — думал я. Мне было ясно, что гораздо приятнее выпивать ту же водку в компании друзей под хорошую музыку и не ограничивать этот процесс временем с 9 до 17-ти. При этом не нужно в конце месяца со страшными нервными затратами делать за три дня то, что нужно было сделать за месяц — начертить ещё какой-нибудь сногсшибательный механизм, который, на радость всему земному шару, изобрёл в конце месяца такой же полуалкоголик-проектировщик из соседнего кабинета.

В цехе же пили уже совсем неприкрыто, откровенно, с чувством, с толком, обстоятельно, но при этом ещё и по уши в грязи. Разговоры, состоящие в основном из мата, вертелись вокруг баб, выпивки и футбола. Отдельной, святой темой была политика — тут каждый являлся знатоком и про членов политбюро знал, кажется, намного больше, чем сами члены. Все были также мудрыми стратегами и во внешней политике — не было сомнений, когда нужно «дать по яйцам» немцам или чехам, когда вы… ну, скажем, трахнуть арабов, кому экспорт, откуда импорт, где что сколько стоит и какова зарплата… хотя за границей никто из них никогда не был, они знали быт западных «мудаков» основательно (с их точки зрения) и смеялись над глупостью американцев, жадностью немцев и развратностью французов со знанием дела. Это было просто противно. Не злило, не вызывало желания спорить, доказывать — просто было противно. Хотя, порядочно было среди рабочих и нормальных людей, не лишённых здравого смысла, но они все как-то помалкивали и не бросались в глаза — видимо, стеснялись высовываться.

Когда с экрана телевизора я слышу голос диктора, который говорит о «сером большинстве», имея в виду парламент или какой-нибудь съезд, это неправда. Серое большинство не там, не в зале заседаний, оно вокруг нас, в магазинах, на заводах, в автобусах, в ресторанах. Оно уверено в себе, монолитно и непобедимо.

Но что-то я опять отвлёкся. Итак, мы не занимались политикой в отличие от всего многонационального народа и, естественно, не были теми кухарками, которым наши мудрые вожди могли бы вручить бразды правления государством. Я приходил к Цою в «дом со шпилем» на углу Московского и Бассейной, мы сидели и слушали Костелло и «Битлз», курили «Беломор», пили крепкий сладкий чай, которым нас угощала Витькина мама, потом ехали ко мне на Космонавтов, слушали «Ху» и «ЭксТиСи», потом… Выбор был широк — идти к Олегу и слушать «Град Фанк» и «Джудас Прист», идти к Свину и слушать Игги Попа и «Стренглерз», ехать к Майку и слушать «Ти Рекс», пить кубинский ром с пепси-колой и сухое, ехать к Гене Зайцеву, пить чай и слушать «Аквариум»… И говорить, говорить, говорить обо всём, кроме политики и футбола.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*