Николай Любимов - Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1
Последние годы жизни Песоченского были горестны. В Калуге его задушили налогами. Людиновские рабочие пригласили его в свою церковь. Потом закрыли церковь и в Людинове. Петр Андреевич снова перебрался в Калугу и там умер в бедности, 23 августа 1933 года, 69 лет от роду.
2
…в Евангельи от Иоанна
Сказано, что Слово – это Бог.
В моей детской душе незаметно откладывались впечатления: от людей, в меру своих сил делавших святое дело, друг на друга совсем не похожих, резко своеобразных, впечатления от радовавших взор обрядов, от порой размягчавших душу, порой высоко-высоко возносивших ее напевов, – откладывались и до времени дремали. Но то была дремота зерен, брошенных в землю. Пришла пора – зерна дали ростки. Тот огонек, что затеплили во мне мои родные, не только учившие меня молиться и осенять себя крестным знамением, не только напевавшие мне церковные песнопения, не только рассказывавшие мне Священную историю, но и наглядно показывавшие, как надо жить по-Божьи, открывавшие моим глазам очарованье добра, согревал меня в студеную пору душевных и всяких иных невзгод. Тот же огонек не раз выводил меня на дорогу из дебрей, отводил от провалов и круч. Тот же огонек поддерживал во мне надежду на избавление, когда я, беспомощный и безоружный, стоял лицом к лицу с Голиафом советского государства. И тот же огонек не дал мне погрузиться в безумие от всего, что уже бессильно было вобрать в себя зрение, от всего, что уже отказывался улавливать слух. Религия, так же как всякое подлинное искусство, облекает всечеловеческое в ярко национальный убор. Через религию я сильнее, нежели через что-либо другое, ощущаю связь с предками – теми, что отстаивали свою веру, отстояли ее, внукам и правнукам заповедали отстаивать ее и впредь, теми, которые доказали на деле, что вера неупразднима, как жизнь. Эта связь времен – самая прочная, и ей не распасться до скончания века.
Я знаю церковнославянский язык неизмеримо хуже русского, а люблю ничуть не меньше. Он такой же родной мой язык, как и русский. Погруженный в его поэзию с малолетства, я с одинаковым обожанием вслушиваюсь в его звучание, то нежное, как краски Андрея Рублева, то жесткое, как письмо Феофана Грека новгородской поры. Все эти аще, а́може, иже, еже, коему́ждо, та́сожде, до́ндеже, иде́же, сице, елицы, обаче, наипаче, обо́нпол, вельми, всуе, вы́ну, горе́, до́лу, днесь, егда, внегда, зане́, зело́, присно, одесную, ошую, токмо, убо; все эти многозвонные существительные и прилагательные: богоглаголивый (о пророке), благоугодивший, приснорадостная и всепразднственная память святителя Николая (стихира из службы Николаю Угоднику), Светодавче (обращение к Христу); все эти продлинновенно-суровые глагольные окончания: «Согрешихом, беззако́новахом, непри́вдовахом пред Тобою, ниже́ соблюдохом, ниже сотворихом, якоже заповедал еси нам» (из Великого канона); падежные окончания: «Упокой, Господи, душу усопшия рабы Твоея»; формы управления: «Возвеселится праведник о Господе и уповает на Него», – все это для моего слово– и звуколюбивого слуха – музыка небесных сфер. Такая же точно музыка, как синонимические вариации – отличительная особенность церковнославянского языка – и повторы. Елисавет, увидев пришедшую к ней Мариам, «возопи гласом велиим и рече»[8]. Или из пасхальных стихир о встрече ангела с женами-мироносицами: «И той, провещав им, сице глаголаше…». Такая же точно музыка, как изобилующие в Священном писании и богослужебных книгах метафоры, сравнения, оксюмороны и повышающие интонационный строй инверсии: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облеко́стеся»; или из Великой ектеньи на вечерне в Троицын день: «О преклоняющих сердца пред Господом и колена»; «О еже прияти коленопреклонения наши, яко фимиам пред Ним»; или из молитвы преподобным Антонию, Феодосию и прочим чудотворцам печерским: «…от темных мест пещерных в земли Российстей славно просиявший и сию многими светозарными ангелонравного вашего жития звездами онебесившии…»; или – обращение к Богородице: «Радуйся, Невесто Неневестная».
В 1956 году иеромонах Почаевской лавры о. Северьян, как видно – украинец: и по выговору, и по обличью, – как видно – без большого богословского и общего образования человек, водил экскурсию по монастырю. К этой экскурсии примкнул и я. Кто-то из группы задал иеромонаху вопрос – без всякой подковырки, а из законного любопытства: почему, мол, церковь совершает богослужения не на русском или – в пределах Украины – не на украинском языке, а на затруднительном для понимания церковнославянском? На это ему о. Северьян ответил так: во-первых-де, мы служим не для случайно забредших в храм, с тем чтобы поглазеть и уйти, а для тех, кто храм посещает постоянно и к церковнославянскому языку приобык, а во-вторых, как, мол, вы переведете на русский или же на украинский язык церковнославянские выражения и обороты речи, не уронив их в будничный прах с той высоты, на каковой они красуются и блистают?
– Попробуйте, – сказал он, – перевести на украинский язык: «Радуйся, Невесто Неневестная…». Ну-ка, что у вас получится? «Регочи, невисто незасватана»?..
Я вдруг представил себе, что среди экскурсантов стоит и слушает о. Северьяна Пушкин. Я не сомневаюсь, что он с присущей ему пылкостью, потрясенный природным чувством стилевой иерархии, которое выказал о. Северьян, бросился бы к нему на шею и поцеловал в обе щеки.
Узорчатую нарядность, старославянскую вязь, не только графическую, но и словесную, оттеняет в богослужениях, в местах, полных особой скорби или особого значения, евангельская сжатость выражения, евангельская точность сравнений, как бы выкроенных по строжайшей мерке.
Вспомним конец Иуды Искариотского, не вынесшего душевных мук, – конец, описанный евангелистом Матфеем: «Тогда видев Иуда, предавый Его, яко осудиша Его, раскаявся, возврати тридесять сребреники архиереем и старцем, глаголя: “Сохших, предав кровь неповинную”… И поверг сребреники в церкви, отыде; и шед, удавися». Или отречение апостола Петра, которое предрек ему Учитель на Тайной Вечери: «…не возгласит алектор, дондеже отве́ржешися Мене трищи». И вот исполнились слова Учителя. Петр во дворе архиерея Каиафы от страха начал «ротитися и клятися», что не знает Иисуса. «И абие петел возгласи. И помяну Петр глагол Иисусов, реченный ему, яко прежде даже петел не возгласит, три краты отве́ржешися Мене. И исшед вон, плакася горько».
Или свидание Христа с апостолом Фомой, не желавшим верить, что Христос воскрес, до той поры, пока он не коснется ран от гвоздей на теле Его. И вот – пришел Иисус к Своим ученикам и сказал им: «Мир вам!» «Потом глагола Фоме: “…Принеси (протяни) руку твою и вложи в ребра Моя. И не буди неверен, но верен”. И отвеща Фома и рече Ему: “Господь мой и Бог мой!”»
