Андрей Каменский - Уильям Юарт Гладстон. Его жизнь и политическая деятельность
Затем настал финансовый триумф Гладстона. После провала бюджета Дизраэли гладстоновского бюджета вся палата, естественно, ожидала с большим нетерпением, тем более что это был его первый опыт. Но действительность превзошла все ожидания. В течение пяти часов министр финансов приковывал внимание своей огромной аудитории к ряду сухих цифр и вычислений, нимало не утомляя ее, – так искусно умел он оживить эти цифры, связать с действительной жизнью, возвести их чуть ли не в ранг поэтических образов. В основание новой финансовой политики было положено постепенное погашение национального долга наряду с освобождением от налогообложения предметов народного потребления, таких как чай, мыло, марки, расписки, объявления и тому подобное, путем временного возвышения подоходного налога и двух конверсии, покрывавших не менее пяти с половиной миллиардов рублей. При этом получился излишек в тридцать миллионов рублей. Такая финансовая программа привела в неподдельное умиление сторонников министерства и совершенно обезоружила его оппонентов; все были очень довольны, все почувствовали, что государственные финансы находятся в надежных руках. И последствия вполне оправдали эту веру; хотя ради справедливости следует добавить, что финансовые успехи в эти и последующие годы объяснялись как последствиями освобождения промышленности и торговли от покровительства, так и талантом министра. С начала 50-х годов английская промышленность и торговля развивались гигантскими шагами: это было начало золотой эры, а следовательно, и погашение национального долга за счет бешеных барышей не представляло особых затруднений и не было ни для кого в тягость.
Тем не менее, в досье, собранном политическими врагами Гладстона как доказательство его сознательного лицемерия и обмана публики, фигурирует тот факт, что он при введении подоходного налога в 1852 году торжественно обязался постепенно отменить его к 1860 году, а на самом деле не только его не отменил, а даже увеличил. Но следует сказать, что исполнению обещания помешала Крымская война 1854 года, стоившая стране по крайней мере четыреста миллионов рублей. Нельзя же винить министра финансов за такие экстренные расходы, как издержки войны. А в том, что Крымская война действительно прервала естественный ход политической жизни страны и помешала ее нормальному финансовому развитию, нам еще предстоит убедиться.
В описываемое нами время затруднения на Востоке все более и более усложнялись и наконец разрослись в целый восточный вопрос. Недоразумения между православной и католической церквями в Палестине дошли в мае 1853 года до того, что император Николай I потребовал у Порты протектората над всеми православными подданными султана. Такое требование в глазах других держав, гарантировавших целостность Турции, равнялось низведению этой державы на степень фиктивного территориального понятия, и они протестовали, хотя когда дело дошло до мобилизации флотов, то готовыми оказались только Франция и Англия, да позднее к ним пристала Сардиния; Австрия ограничивалась нотами, а Пруссия совсем стушевалась.
В Англии два самых влиятельных министра – лорд Абердин и Гладстон – были против войны. Первый даже заранее решил, что он выйдет в отставку, если дело дойдет до вооруженного столкновения. Говорят, что об этом решении было хорошо известно лично знавшему его императору Николаю и оно значительно помешало устранению войны: русский император был уверен, что пока лорд Абердин стоит во главе кабинета, Англия воевать не будет, и действовал сообразно с этим!
Гладстон, как он сам выражался, делал все возможное, чтобы предупредить войну, – но роковое течение событий оказалось сильнее его.
Насколько торговое сословие и особенно манчестерцы были расположены хотя бы временно отказаться от возможности нажить гигантские барыши для защиты “какой-то Турции”, видно из того, что они снарядили мирную депутацию в Петербург. Говорят, эта депутация окончательно убедила Николая I, что английские лавочники, устраивавшие выставку 1852 года в Хрустальном дворце, ни за что не вмешаются в войну.
Между тем переговоры продолжались. Четвертого июня английский флот вошел в турецкие воды, а второго июля русские войска в ответ на это перешли через Прут и заняли Молдавию и Валахию. Общественное мнение Англии в это время все сильнее и сильнее настраивалось против России, поведение которой объяснялось исключительно хищническими видами на Турцию. Это ободряло Турцию и давало ей право рассчитывать на поддержку со стороны Англии в случае войны. Между тем английское правительство не предпринимало ничего решительного, ограничиваясь одними словами.
Наконец 4 октября, то есть через три месяца, Турция вдруг прервала переговоры и объявила войну России. Вмешалось австрийское правительство, составило умиротворительную ноту и разослало ее державам. Россия ее приняла, а Турция нет. Мнение английского кабинета по этому вопросу разделилось: Россель советовал принудить Порту принять ноту под страхом отказа в дальнейшей поддержке Англии. Пальмерстон, тогдашний министр внутренних дел, был вполне на стороне Турции. Лорд Абердин не решался ни на то, ни на другое, а Гладстон публично порицал Россию за ее заносчивость и посягательство на европейский мир и в то же время доказывал бесполезность и даже непоследовательность с христианской точки зрения поддерживать умирающую Турцию, а в заключение прибавлял, что министерство еще не теряет надежды восстановить мир.
Все это очень напоминало консилиум молодых и ученых докторов, которые прекрасно знают, чем страдает больной, еще лучше знают действие всех лекарств, которые можно было бы ему прописать, но не могут решиться ни на одно из них, и пока они тратят время на теоретические споры, больной умирает. Какой бы решительный план ни приняли министры – отказать ли в помощи Турции или же прямо заявить России, что они “будут защищать умирающее тело”, – это было бы несравненно лучше той нерешительности, которая в критическую минуту оказалась совершенно бессильной против народного энтузиазма и вовлекла их против воли и желания в войну, стоившую стране 24 тысячи человек и 400 миллионов рублей.
На Гладстона в этом случае, конечно, падала большая часть ответственности; хотя он и привел финансы в порядок, это не спасло государство от потери 400 миллионов. За три месяца до открытия союзниками враждебных действий он делал в палате финансовый доклад, из которого оказалось, что от предыдущего года в казначействе остался избыток в 27 миллионов рублей. На военные же расходы в течение года ассигнованы были 50 миллионов рублей, и весь недочет предлагалось покрыть удвоенным подоходным налогом, – вместо того, чтобы делать заемы, то есть возлагать тяжесть текущих расходов на будущие поколения, как всегда рекомендовал Дизраэли.
