Эндрю Уилсон - Александр Маккуин. Кровь под кожей
В тот день в 1986 году Ли, в джинсах, мешковатой майке, с нечесаными волосами, вошел в массивные двойные двери и по полу, выложенному «елочкой», прошагал в комнату, обитую красным деревом. Контраст между квартирой на Биггерстафф-Роуд и интерьером здания в стиле неоклассицизма не мог быть более разительным, но бьющее в нос богатство не запугало его. «Он был не робкого десятка», – сказал Джон Хичкок, работавший в ателье с 1963 года. Ли сказал облаченному в костюм человеку, стоящему у длинного стола, заваленного дорогими твидовыми тканями, что хочет поступить в ученики. Вскоре для беседы с новичком спустился Норман Халси, старший продавец, позже ставший коммерческим директором. Красивый пожилой мужчина с орлиным носом и серебристыми волосами отличался проницательностью; после беседы с семнадцатилетним парнем он принял его на работу. Ученикам платили не очень щедро; Маккуину предложили несколько тысяч фунтов в год – примерно столько стоили три костюма, пошитые в ателье Anderson & Sheppard. «Когда он пришел, было очевидно, что он ничего не знает, он был чистым холстом», – сказал Хичкок, нынешний директор-распорядитель ателье, который в середине – конце 1980-х годов работал закройщиком.[154] К Ли приставили мастера-наставника – Корнелиуса О’Каллагана. Маккуин называл его «мастером-портным».[155] Строгий ирландец, которого служащие звали «Кон», считался одним из лучших закройщиков «верха» (так на Савил-Роу называют пиджаки). Часы работы были фиксированными. Ли должен был приходить к 8:30 утра и работать до 5 вечера. В первый день ему дали наперсток, который он надел на средний палец правой руки, лоскут материи и нитку и показали основы стежки. «Новым ученикам нужно было тренироваться [в стежке. – Э. У.], и им приходилось делать это постоянно, – говорит Джон Хичкок. – Ученик делал тысячи и тысячи стежков, и, хотя это занятие быстро приедалось, им нужно было учиться. Проведя за таким занятием неделю, ученик вскоре переходил к внутренней стежке, учился пришивать подкладку, обрабатывать карманы и лацканы. Обычно на изучение простых операций уходит около двух лет».[156]
Время, проведенное в ателье Anderson & Sheppard, Маккуин позже вспоминал как романтическую интерлюдию. «Как у Диккенса, сидеть по-турецки на скамье, обрабатывать лацканы и целый день шить – это было здорово», – сказал он. Правда, он и там чувствовал себя изолированным из-за своей ориентации. «Для меня то время было непростым. В шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет я понемногу привыкал к своей ориентации, а окружали меня гетеросексуалы, среди которых было довольно много гомофобов, и каждый день кто-нибудь отпускал обидные замечания, – вспоминал он. – Внизу, в ателье, работало довольно много геев, но наверху было полно народа из Саутенда и Южного Лондона; как и в любой мастерской, там были парни, которые любили грубые шутки. Поэтому я почти все время старался держать язык за зубами, хотя поболтать и любил».[157]
По словам Джона Хичкока, о том, что Маккуин – гей, знали все, но над ним не издевались. «Геев в нашей области довольно много, – сказал он. – Но меня это никогда особенно не беспокоило. СПИД вселял страх, многие боялись заболеть, но это было по-настоящему глупо, потому что геи не интересовались гетеросексуалами. Самое смешное, что геи всегда отлично ладят с девушками. И девушки ничего не имеют против. У них сходный образ мыслей. У геев женственные манеры, но это не важно».
Хичкок вспоминает, как Ли каждый день приходил на работу в мешковатых джинсах, толстой черной или серой водолазке, клетчатой куртке и ботинках «Док Мартенс». На фотографии, сделанной в ателье в то время, можно видеть неуклюжего Ли в красной рубашке, застегнутой на все пуговицы, и выбеленных джинсах, туго подпоясанных ремнем. По всем отзывам, сотрудники его не особенно любили. «Мне он казался слишком назойливым, – говорит Деррик Томлинсон, который был учеником одновременно с Ли. – Вечно приставал с разговорами на темы, которые меня не интересовали. И две девушки, которые работали в одной комнате с нами, тоже не ладили с ним – как говорится, не сошлись характерами». Был ли он непопулярен из-за своей ориентации? «Я не знал, что он гей, он никогда об этом не говорил, – отвечает Деррик. – Да, он действительно вел себя немного странно, но я не связывал его поведение с тем, что он – гей».
За работой портные и ученики слушали легкую музыку по «Радио-2», тогда как Ли предпочитал музыку хаус. «Я ничего не знал о музыке хаус до тех пор, пока Ли не познакомил меня с ней, – говорит Деррик. – В то время она была на пике моды: эйсид-хаус, рейв».[158]
В конце курса каждый ученик должен был уметь сшить пиджак, почти готовый к первой примерке клиентом. Обычно на овладение всеми необходимыми навыками у новичка уходило от четырех до пяти лет. Маккуин уложился в два года. «Кон хорошо его подготовил, – говорит Хичкок. – Ли хватал на лету, а способности у него были врожденные».[159]
Розмэри Болджер, которая в то время работала закройщицей, вспоминает, что Ли был тихим, неприметным парнем, всецело поглощенным работой. «На самом деле никакого Александра Маккуина я не знала. Я знала парня по имени Ли, – говорит она. – Он был всего лишь одним из длинной вереницы парней, которые так и не стали у нас закройщиками. У одних ничего не получается, потому что они не умеют шить, у других – потому что им недостает дисциплины. Ли относился к тем, кто не хотел становиться закройщиком; он собирался применить полученные навыки для другого. Но в то время я не видела разницы между ним и другими учениками».[160]
Сам Маккуин уверял, что, работая в ателье Anderson & Sheppard, он по-своему там «отметился». «Вначале учеников на целых три месяца сажают обрабатывать лацканы, – вспоминал он позже. – Скоро это занятие надоедает, и ученики потихоньку царапают что-то под подкладкой пиджака. Многие царапают непристойности – чего и ждать от скучающих шестнадцатилетних парней? Но тот этап был преходящим. Если бы я тогда знал, что о нем будут столько говорить, вряд ли я бы вообще упомянул о нем».[161] Во время телеинтервью, данного Фрэнку Скиннеру, он поделился пикантными подробностями: «Я работал на Савил-Роу, сидел на верхнем этаже старого здания, с множеством старых портных, мне было очень скучно, и надо же такому случиться, что мне поручили обрабатывать пиджак для принца Чарлза… И вот, хотите верьте, хотите нет, я взял и нарисовал на подкладке большой член».[162] По другой версии той же истории, он написал на подкладке шариковой ручкой «Я мохнатка» (смягченный вариант).
