Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер
Похоже, Спиро был англофилом до мозга костей.
«Честное слово, миссисы Дарреллы, — сообщил он маме чуть позже, — если вы вскрыть меня, то найти внутри Юнион Джек».
Машина выехала на берег моря, затем дорога стала подниматься по холму. Внезапно Спиро ударил по тормозам, и машина остановилась, подняв облако белой пыли.
«Вот, — сказал Спиро, указывая вперед своим коротким, толстым пальцем. — Вот дом с ванны, как вы хотели».
Перед ними стоял маленький, квадратный одноэтажный домик, землянично-розового цвета. Отсюда до дома Ларри можно было дойти пешком. Домик расположился в небольшом садике, границы которого были отмечены небольшими стройными кипарисами. Склоны холма покрывали оливковые деревья, раскиданные живописными рощицами. Небольшой балкон был увит цветущей бугенвиллеей. Ставни на окнах кто-то выкрасил зеленой краской, но она давно выгорела и потрескалась от солнца. «Горячий воздух был напоен ароматами сотен увядающих цветов, — вспоминал Джеральд. — Повсюду нежно и тонко пели разнообразные насекомые. Как только мы увидели этот дом, нам сразу же захотелось в нем поселиться — вилла словно поджидала, когда же мы наконец приедем. Мы поняли, что обрели свой дом».
На следующий же день весь багаж перевезли в дом на холме. Ставни распахнулись, полы были вымыты, белье проветрено, кровати застелены. На кухне запылал очаг, кастрюли и сковородки выстроились на полках. Дом постепенно приобретал совсем жилой вид. Все свое время Джеральд проводил в саду. Это был удивительный сад. Лепестки, облетавшие с увядающих цветов, образовывали звездочки, полумесяцы, треугольники и круги. Садик стал для Джеральда настоящим открытием, «волшебной страной, где в цветочной чаще суетилась такая живность, какой я еще никогда не встречал». Никогда еще он не видел такого изобилия природы. Под каждым камнем Джеральд находил по двадцать различных созданий, на каждом растении сидело еще двадцать совершенно новых: божьи коровки, пчелы-плотники, яркие бражники, гигантские муравьи, паучки-крабы, которые умели менять окраску, словно хамелеоны. Завороженный богатством жизни за порогом дома, Джерри бродил по саду в совершеннейшем изумлении, а потом часами наблюдал за существованием загадочных созданий. «Пока мы не поселились в нашем первом доме, — позднее вспоминал Джеральд, — мы не понимали, что попали в рай… Я чувствовал себя так, словно со скал Борнмута меня перенесли на небеса. Наконец-то я ощутил себя по-настоящему дома».
Итак, семья наконец обрела дом. Спиро принял на себя все заботы по устройству бестолковых англичан. Он яростно спорил по поводу каждой покупки. Именно Спиро сумел навести порядок в вопросе пропавших маминых денег. А таможенные чиновники, задержавшие багаж семьи, вернули все чемоданы и ящики с извинениями. Спиро, с «громовым голосом и вечно нахмуренными бровями», сообщал Дарреллам все, что они должны были знать относительно жизни на острове. Он стремился удовлетворять их самые мелкие желания. Маму Спиро буквально боготворил, повсюду ее сопровождал, словно ангел-хранитель. Однажды Лесли сказал ему: «Знаешь, она ведь совсем не хорошая мать!» Спиро был в ужасе. Он немедленно выступил на мамину защиту. «Не говорить так! — ревел Спиро. — Если бы я иметь такая мать, я бы каждое утро опускаться на колени и целовать ее ноги!»
Все члены семьи Дарреллов приспосабливались к новой жизни сообразно своим привычкам и вкусам. Марго устроилась на Корфу быстрее всех. Маленькая, светловолосая, веселая, в крохотном купальнике, она, к восхищению всех местных парней, часами загорала в оливковых рощах. Молодые греки возникали словно по мановению волшебной палочки, даже если она отправлялась в самое уединенное место. По крайней мере, так утверждал Джеральд в своей великолепной книге, посвященной дням, проведенным на Корфу, «Моя семья и другие звери». Он написал ее двадцать лет спустя и порой не придерживался строгой хронологии событий. Марго же вспоминала о греческом путешествии иначе. «Джеральд выставил меня полной идиоткой, которая только и думала, что о парнях, — жаловалась она много лет спустя. — Джерри никогда не понимал меня, никогда не хотел заглянуть в глубь моей души. Оглядываясь назад, я вижу романтичную, чувствительную девушку, которая стремилась постичь дух Греции. Я единственная сумела понять подлинную натуру Корфу».
Акклиматизация Лесли оказалась весьма шумной. Как только багаж прибыл, он распаковал свои ружья и пистолеты, вычистил их, смазал и зарядил, а потом принялся стрелять по консервным байкам из окна своей спальни. Мама целые дни проводила на кухне, помешивая что-то в кипящих на плите кастрюльках. Дом был наполнен ароматами трав и чеснока. «Мы с мамой Даррелл увлеклись готовкой, — вспоминала Нэнси. — Она любила готовить невероятно острые блюда, которые было почти невозможно есть. Мы заготавливали банки с различными чатни, томатной пастой, кабачковой икрой. Вообще в нашем рационе было множество местных овощей, включая такие экзотические плоды, как плоды опунции».
Лоуренс же, по воспоминаниям Джеральда, был «самим провидением создан для того, чтобы нестись по жизни, словно маленький светловолосый огонек, разбрасывающий вокруг себя искры идей, а затем сворачивающийся в чисто кошачьем равнодушии и снимающий с себя всякую ответственность за последствия». Читая «Мою семью и других зверей», можно подумать, что Лоуренс жил вместе со всей семьей, однако они с Нэнси снимали собственный дом почти все время, проведенное семьей Дарреллов на Корфу. Хотя Лоуренс любил публично заявлять, что он не встречался со своей семьей в Греции, кроме как на Рождество, на самом деле они с Нэнси проводили много времени в мамином доме. Пока они жили возле Перамы, это было несложно. Затем, когда семья перебралась на северное побережье, видеться стало сложнее. Нэнси хорошо запомнила свои контакты с семьей Дарреллов.
«Ларри постоянно терзал Лесли. Он говорил, что тот дурак, что он бесцельно тратит свою жизнь. Ему доставляло удовольствие унижать младшего брата. У Лесли было три или четыре пистолета. Когда Ларри доводил его до крайности, Лесли хватался за пистолет и угрожал, что сейчас его пристрелит. Думаю, он вполне был способен это совершить. Иногда Лесли принимал мою сторону. Он хватал пистолет и тогда, когда мы с Ларри ссорились. Бедный старина Лесли, он бродил по полям с полевой полицией — очень неинтересными людьми с ружьями наперевес: У него была повреждена барабанная перепонка, поэтому он не мог плавать и развлекаться, как мы все. Не слишком веселое времяпрепровождение для девятнадцатилетнего парня».
В землянично-розовом доме было всего три спальни, поэтому, хотя Джеральду и не приходилось больше сворачиваться клубочком в материнской кровати, он по-прежнему жил вместе с ней в одной комнате. В уголке для него была поставлена кушетка. Лоуренсу досталась роль отца. Разница в возрасте была такова, что Джерри видел в старшем брате скорее отца, чем брата. Он все знал и умел, его авторитет в семье был непререкаем. Такой человек вполне мог заменить мальчику недостающего отца.
