Анатолий Черняев - Дневник помощника Президента СССР. 1991 год
1) отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т. д.);
2) коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева, половина от демократов, от России;
3) карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в хаосе разберемся, сам народ выйдет на улицу.
В 10 утра Горбачев собирает Президентский совет. Не все даже успели ознакомиться с речью Ельцина. Пошел разговор. А в моей «исторической» памяти — картина заседания Временного правительства в Зимнем дворце в октябре 1917 года: Смольный диктует, в противном случае штурм.
Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко уклончиво за то же, но добавил между прочим, что Украина уже «отвалилась», а после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно. Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно сейчас. Только Шеварднадзе высказался против конфронтации и против того, чтобы М. С. по телевидению громил Ельцина. Медведев тоже призывал «продолжать законодательный процесс», не нарываться, не подыгрывать Ельцину, отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: сколько можно: правительство — мальчик для битья. Никто не слушает. Я, председатель правительства, вызываю какого-нибудь чиновника — не является. Распоряжения не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. СМИ против нас. Все — в оппозиции:
ВЦСПС и даже партия. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович, мы же от этой партии! «Известия» и даже «Правда» работают против нас. Надо вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей на телевидении сменить. Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в испуге.
И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот ареопаг: люди, которых М. С. собрал в нем, не в состоянии ни мыслить, ни действовать по-государственному. М. С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался, что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.
Но наступил полдень — время, назначенное Горбачевым для встречи с Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как подменили: опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу рта не давал открыть.
Вернулся на заседание Президентского совета. Там уже начали расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М. С. обернулся к Шеварднадзе: «Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию». Я опешил: такой подарок Ельцину! Такая демонстрация потери власти и самообладания. М. С. пошел к себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех подряд. «Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло, больной. Все окружение науськивает его. Надо дать хорошо по морде».
Пошел дальше, к себе. Подскочил Игнатенко: «Анатолий Сергеевич, надо все это поломать». Мы вдвоем двинулись вслед за Горбачевым. Я говорю иронически: «Михаил Сергеевич, что — подготовку материалов к Испании остановить?» Он мне: «Зайди». Игнатенко — за мной, оба навалились. Я говорю: «Чего испугались? Рыжков до того дошел, что запугивает: мол, дело приблизилось уже к тому, что в лучшем случае нас расстреляют, в худшем — повесят. А мне вот, например, не страшно. Ельцин шантажирует, блефует. Нет у него возможностей осуществить угрозу. Не из кого ему делать российскую армию, таможню и т. п. Вам надо подняться над этой очередной провокацией».
Стоит перед нами, молчит. Снял трубку. Шеварднадзе не оказалось на месте. Связался с Ковалевым, спрашивает: «Ты уже отбой дал в Париж и Мадрид?» — «Нет еще», — отвечает Ковалев. «Повремени».
Убедившись, что он не сделает глупости, не откажется поехать в Мадрид, мы с Игнатенко опять завели речь о выступлении на телевидении. В конце концов он позвонил Лукьянову и обязал его это сделать вместо себя.
22 октября
Писал тексты для Испании. Уже не хватает 12-томного словаря русского языка в поисках слов, которые не звучали бы банально. Вообще же красоты стиля выглядят нелепо на фоне происходящего в стране. Агентура КГБ доносит из разных концов Советского Союза, что Нобелевская премия Горбачеву оценивается большинством населения негативно. В «Таймсе» статья под заголовком «Превозносимый в мире и проклинаемый у себя дома» и портрет-шарж в виде памятника.
Страна разваливается. Народный фронт Молдавии уже вынес решение о присоединении к Румынии и переименовании государства в «Румынскую республику Молдова». Ситуация в то же время на грани гражданской войны с гагаузами и приднестровскими русскими.
В Татарии 15 октября объявлено национальным днем памяти погибших при защите Казани от Ивана Грозного (1552 год)!
В российских областях черт-те что. Съезд «Демократической России» создал массовую оппозицию КПСС и вынес резолюцию: в отставку президента, правительство и Верховный Совет СССР. А мы едем в Испанию, где восторженные толпы будут давиться, чтобы увидеть Горбачева. И будем говорить о советско-испанском факторе в судьбах Европы и Средиземноморья, о Дон Кихоте, о призвании обоих народов быть вместе в «улучшении мира», в то время как одному из этих народов все до лампочки, в том числе Испания.
М. С. продолжает совещаться с экономистами. «Оттачивает» стиль основных положений экономической программы. А Грушин, социолог и друг Фролова, любимчика горбачевского, вчера по телевидению фактически заявляет: таскать вам не перетаскать, никакая программа не осуществима.
23 октября
Написал две записки Горбачеву.
1. Узнал, что собираются взорвать очередную ядерную бомбу на Новой Земле. В бешенстве писал: что же это такое, когда вы собираетесь в Скандинавию, по соседству с Новой Землей, ехать получать Нобелевскую премию, когда в Испании будете скоро говорить сладкие слова, когда предстоит общеевропейская встреча в верхах в Париже, там же подписание договора об обычных ядерных вооружениях, — кому этот взрыв сейчас нужен и зачем все эти игры?! И что скажет Верховный Совет РСФСР? В Казахстане (на Семипалатинском полигоне) нельзя взрывать, а в России можно?! — вопрошал я. Записку он прочел и не сказал ни слова.
2. Гриневский прислал из Вены шифровку. В тревоге сообщает, что переговоры по обычному оружию срываются, а значит, горит и Парижская встреча. Генералы из Генштаба дают директивы своим людям в делегации, и те вяжут руки Гриневскому. Я разразился в записке: пора выбирать между образом мысли (а может, и замыслами) генералов и ближайшими судьбами политики нового мышления, угрозой провала всех усилий добиться поддержки Запада в критический момент перестройки.
