Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)
На обратном пути попали под проливной дождь... Вез Машку на велосипеде (она очень ловко сидит на багажнике. Машину я веду “в поводу”, потому что садиться в седло мама мне в этих случаях не разрешает).
* * *
Вечером Машка долго не засыпала. Я прилег рядом, на тахту. Она попросила:
— Расскажи сказку.
Рассказал про девочку, заблудившуюся в лесу и попавшую в домик, где живут медведи (в другом случае— волки). Вариант толстовской сказки.
Слушает, вытаращив глазенки.
— Съели?
— Что съели?
— Волки съели Танечку?
— Еще неизвестно.
Губы задрожали. Покраснела. Заплакала.
— Нет! Нет! Не съели! Мама ее где?
— Мама еще неизвестно где.
— Нет! Нет! Мама пришла!..
А позже, когда на смену мне явилась Элико, Машка сама стала пересказывать ей эту “страшную” сказку. И, по словам Элико, пугала ее:
— Волки девочку съели! Да! Да! Съели!..
Что это? По-видимому, когда слушает рассказ, ставит себя на место героини. А когда сама рассказывает, героиня “объективируется”. Впрочем, не уверен, что это именно так.
2 ГОДА И 11 МЕСЯЦЕВ
4.7.59.
Замысловатая штука— детская память. В прошлом году, здесь же, ходили мы с Машкой на озеро, кормили уток, и одна утка клюнула Машу в палец. Зимой, в городе, Машка не раз вспоминала эту историю. Мне думалось, что этот случай запомнится ей на всю жизнь. И вот приехали в Разлив, пришли на то самое место, где происходила баталия с утками, и— никаких следов, никаких ассоциаций. А вместе с тем в памяти история с утками сидит. Но это уже не “оригинал”, а “второй оттиск”.
* * *
Сегодня опять денек никудышный. Дождя, правда, нет, но— холодина, ветер, на небе— не облака, а что-то вроде грязного белья.
Машка сидит дома. Что-то она разлюбила за последнее время игры в одиночку. Все тянется к другим, ищет товарищей. Со мной любит играть. С детьми, по моим наблюдениям, меньше. Странно? Нет, не странно. С ней ведь надо умеючи играть. Надо все время составлять сценарий игры.
* * *
Кто-то сказал:
— Скоро Машенькин день рождения. Гости к ней придут. Игрушки принесут.
— А Дед Мороз придет?
— Нет, Дед Мороз только зимой может ходить, когда холодно, когда снег.
— А сейчас? Пусть сейчас придет. Игрушки пусть принесет.
— Сейчас он не может. Сейчас жарко. Сейчас он растает.
— Ничего,— сказала она, подумав.— Игрушки ведь не растают?
5.7.59.
Вчера мама купила Маше в булочной очень красивую булочку-утку, румяную, поджаристую, с глазками-изюминками. Маша ни за что не хотела ее есть (так же, как не хотела на днях мылиться мылом-слоником), навзрыд зарыдала, когда я, шутя, сунул в рот птичий клювик.
Вечером мы ходили с нею гулять. Возле булочной стояла с мамой толстая девочка, держала в руке точно такую же печеную птичку.
Маша сразу же на это заметила:
— Машина уточка! Смотри!..
И вдруг— о ужас!— толстая девочка сунула в рот птичью голову и— половины головы нет!
— Папа! Папа! Смотри! Девочка утку зарезала!
...А сегодня утром, когда папа после гимнастики растирал Машу махровым полотенцем, пришла мама, принесла злополучную уточку и стала играть с Машей.
— Открой ротик.
Маша открыла.
— Хап!
И мама сунула булочку в Машин рот. Машка автоматически сомкнула челюсти и— порядочный кусок птичьей головы остался у нее во рту. Не сразу она сообразила, что случилось. А когда увидела надкушенную утку и поняла, что жует она утиную голову, горькие слезы хлынули из ее глаз.
Мама не поняла, в чем дело. А я знал, я ждал этих слез.
Обещали вылечить уточку. Как вылечим? А уже придумали: купим такую точно, а эту— слопаем потихоньку.
* * *
Утром сегодня сидел за маленьким столиком, кормил Машку. Повернулся к Элико.
— Мать,— говорю,— передай нам, пожалуйста, сахар.
Машка нахмурилась, метнула на меня сердитый взгляд.
— Не мать!
— Да, да,— говорю.— Совершенно верно. Мамочка, передай нам, пожалуйста, сахар.
Минут через пять, забывшись, сказал по какому-то поводу:
— Эх, мать, мать!..
Но увидел осуждающий взгляд М.А.Пантелеевой и, поперхнувшись, быстро поправился:
— Эх, мамочка, мамочка!..
6.7.59.
Машка легла поздно— в одиннадцатом часу. Мы пили чай на веранде, а она лежала в кроватке в маминой комнатушке. Сперва лежала спокойно, что-то вполголоса бормотала, а потом стала кричать:
— Не вижу маму! Маму не вижу!
Пошел к ней, прилег на тахту, рассказывал сказки...
Не желает слушать сказки с печальным концом. Вмешивается в рассказ и на ходу перестраивает сюжет:
— Нет, Танечка в лес не пошла! Нет, медведь не пришел! Нет, мама вернулась! Нет, девочка никуда не уходила, девочка в садике сидела...
Эх, Машенька! Знаешь ли ты, что метод, на который ты толкаешь отца, давно и безоговорочно осужден. Он называется у ученых людей “теорией бесконфликтности”.
* * *
А засыпает Машка (уже не первый раз) под такую “сказку”:
— Вот едем мы с Машей на машине. Ой, как качает! А за окошечком люди, козы, коровки, деревья бегут!.. А мы едем, едем, едем...
Она вспоминает поездку на машине, глазки ее слипаются, и очень скоро ее ручка, покоившаяся в моей руке, обмякает, кулачок разжимается, и через минуту я слышу легкое, нежное посапывание...
* * *
Сегодня утром говорю ей:
— Дай-ка я тебя поцелую.
— За что?— говорит.
— Ни за что. Просто я тебя люблю.
Вопрос ее меня поначалу удивил и даже огорчил. А потом я понял. Ведь ей частенько приходится слышать:
— Вот какая хорошая девочка— весь супик съела! Дай я тебя за это поцелую!..
8.7.59.
Папа вернулся вчера из города в седьмом часу вечера... Привез Маше книжек. Привез конфет и печенья. Машка так торопилась читать книжки, что не доела даже любимое свое миндальное печенье. Мама говорит, что это вышло у нее совсем “по-девчоночьи”: положила печенье, сказала “это я потом”, побежала, вернулась, отщипнула еще кусочек и уже бесповоротно ринулась в папину комнату.
Читал “Мойдодыра”, маленькие рассказы Л.Толстого, “Белый дом и черный кот”— стихи польских поэтов в очень хорошем стихотворном пересказе Б.Заходера. Конечно, ближе всего Машиному пониманию бесхитростные азбучные рассказики Толстого. В “Мойдодыре”— и в тексте, и в рисунках— много непонятного. Юмор Тувима[ 4 ] (“Труляляйчики”) еще не доходит.
А ведь я ей “Огниво” андерсеновское рассказывал!
Там она разве что одну десятую понимает, а слушает и просит: “Дальше рассказывай”, вообще это дело темное— что “рано” и что “не рано”. Всякая книга (и не только детская) опережает опыт читателя, в ней всегда больше, чем человек знает (знал до того, как прочел эту книгу).
