Сборник - «Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка
Рассказ о георгиевском кавалере лейтенанте Николае Кузьмиче Ковако – это рассказ о воинском и христианском подвиге и благородстве русских моряков, мужественно разивших врага на войне и протягивавшим им дружескую руку в дни мира.
Он был молодец из всех наших молодцов того времени; у него в команде была плавучая батарея[83] и отряд канонерских лодок, которые водили ее на буксире. В 1789 году августа 13 дня наша гребная флотилия под начальством вице-адмирала принца Нассау-Зигена учинила нападение на шведский гребной флот, расположенный между островами Куцемулем и Коткой[84]; дело уже завязалось, когда Ковако со своей батареей и отрядом лодок занял позицию в проливе между двух маленьких островов. Лодки, ошвартовав батарею поперек пролива, скрылись за ней и как будто из-за гранитной скалы выдвигаясь, разили врага меткими выстрелами. В то же самое время батарея производила убийственный огонь почти во фланг шведского крыла. Шведы уже торжествовали победу на этом крыле, но не могли воспользоваться успехом, ибо батарея в это время открыла свой огонь, почему шведы принуждены были учинить перемену фронта и сосредоточить все силы своего крыла против батареи Ковако и его отряда. И огонь неприятеля был таков, что на батарее почти все люди были ранены, сбитый флаг ее отнесло в сторону неприятеля, у самого Ковако оторвало левую руку, и потому на батарее огонь приутих на минуту; на ней стали переменять прислугу и самого Ковако уговаривали сделать операцию. «Не время», – отвечал он и дозволил сделать себе перевязку, дабы остановить кровь.
Шведы, не видя на батарее флага, который нечем было заменить, предположили, что батарея сдалась, и двинули на нее несколько судов. Ковако во время перевязки зорко сторожил шведов; по его словам батарея снова открыла сильный огонь. Вскоре на островке, ближайшем к шведской флотилии, послышался звук трубы, и явился парламентер. Парламентер объявил от имени своего главнокомандующего: «Так как батарея, спустившая флаг, вновь открыла огонь, то если через минуту не замолчит и не сдастся, то будет взята на абордаж, и тогда командира повесят на флагштоке, а людей бросят в воду!»
– Уверьте главнокомандующего, – отвечал Ковако, – что мы живые, верно, не попадем в его руки! Так ли, ребята?
– Рад стараться, ваше благородие! – громогласно отвечала команда.
– Доложите ему, – продолжал Ковако, – что если Бог благословит оружие нашей Всемилостивейшей Государыни, и он сам попадет мне в руки, то я его накормлю, напою, в баньке выпарю, деньгами снабжу и в его сторонку отпущу, и Матушка-Государыня верно скажет: молодец, Ковако, врагу за суленое зло заплати добром! Если меня убьют, вы, господа, исполните обещание?
Все офицеры единогласно подтвердили, что последняя его воля будет исполнена.
Отпуская парламентера, Ковако извинился, что он, по неимению флага, бой будет продолжать без него.
На Роченсальме есть и теперь семь батарей и две улицы Ковако, три дома Ковако, колодезь и училище его имени. Про Ковако много пелось песен. Вот начало одной:
Где Нассау
Свою славу,
Всю засалив, потерял;
Там Ковако
Себе славу
Без руки сковал.
Когда великий Суворов воздвигал Кюмень-град[85], то сам обратился к Ковако, уже гражданину острова Котка. Полюбил его за ум и везде брал с собой на катере, прислушивался внимательно к замечаниям Ковако и все вновь воздвигнутые батареи назвал по имени его, различив номерами. Однажды Суворов посетил училище для детей нижних чинов, Ковако в своем доме устроенное, в то время как Ковако одним объяснял цифирь, других же учил грамоте. Суворов молча обнял Ковако и поцеловал в лоб и в тот же день объявил желание воду пить и окачиваться ей из колодца Ковако. Суворов, прощаясь с Ковако, взял его обеими руками за плечи, долго смотрел в глаза и, перекрестив, поцеловал его в лоб, сказав: «Помилуй Бог! У этого человека такие желания, которые он сам выполнить может, ему никого не надо, он счастлив».
Суворов, проезжая в карете мимо батарей Ковако, изволил сказать: «Помилуй Бог! Я сам Ковакой стал, во имя храброго Ковако столько ковак наковал». И тем дал знать, что солдатские песни, сложенные на гребной флотилии, были ему известны.
Много лет спустя, пришел к Роченсальмскому порту шведский корабль. Вошедший к главному командиру порта Ковако, лишь только взглянул на шкипера, тотчас кинулся к нему, вскричав: «Милый мой парламентер, здравия желаю!» Старики дружески обнялись, упрекнули, что они друг другу прострелили ноги. Благородный швед, ударяя по деревянной ноге в такт своему рассказу, сказал, что когда он возвратился к своему главнокомандующему и передал ответ Ковако, то в ту же минуту получил приказ взять батарею, но щадить по возможности всех… Старики долго беседовали о былом.
(Морской сборник, 1855, № 6, с. 86–91)
Ордер Г.А. Потемкина Ф.Ф. Ушакову. 3 июля 1790 г.
Подвиги русского флота на Черном море вписали славную страницу в историю Отечества. Здесь развился и заблистал талант великого адмирала Федора Федоровича Ушакова, нашего морского Суворова, причтенного Русской Православной Церковью к лику святых. Но обратим внимание и на строй мыслей его непосредственного начальника светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического – насколько они проникнуты высоким духом христианского воинского служения.
В соответствии с рапортом вашим об оказавшимся в виду берегов таврических[86] неприятельском флоте, предписываю вашему превосходительству смотреть, куда тот наклоняется и старайтесь решить с ним дело. Молитесь Богу, он нам поможет. Положите на него всю надежду, ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами.
(Адмирал Ушаков. Сборники документов, т. 1, с. 209)
Рапорт Ф.Ф. Ушакова Г.А. Потемкину о сражении в Керченском проливе. 8 июля 1790 г.
10 июля 1790 г., корабль «Рождество Христово»
Исполняя повеление вашей светлости, во время поисков показавшегося около Таврических берегов неприятельского флота сего июля 8 дня стоял с Севастопольским флотом в числе 10 кораблей, 6 фрегатов, одном репетичном[87], 13 крейсерскими судами и двумя брандерами при устье Еникольского пролива.
В 10 часу пополуночи показался от стороны Анапа, флот неприятельский, который шел под всеми парусами от северо-востока прямо на наш флот и состоял в числе 10 линейных кораблей, из которых четыре флагманских и четыре отборных больших корабля и два прочих поменьше, 8 фрегатов, бомбардирских кораблей, шебек[88], бригантин[89], лансонов[90] и кирлангич[91] – 36.
Я с флотом снялся с якорей и построил линию баталии, на которую неприятель спешил спуститься, ведя атаку свою на авангард. В 12 часов пополуночи, подойдя близко, начал производить жестокий огонь, и по учиненному от меня сигналу «вступить в бой с неприятелем» началось сражение.
Авангард нашего флота усиливающееся нападение неприятеля выдерживал с отличной храбростью и жестокостью огня приводил его в замешательство и расстройство так, что они пальбу свою весьма уменьшили. Капитан-паша беспрестанно усиливал атаку свою, подкрепляя прибавлением кораблей и многими разными судами с большими орудиями. По учиненным от меня сигналам фрегаты отделились из линии корпуса резерва, а корабли сомкнули плотно свою дистанцию, и я с кордебаталией, прибавив парусов, спешил подойти против усилившегося неприятеля.
Последовавшая в это время в пользу нашу перемена ветра подала случай приблизиться к нему на такую дистанцию, что картечь из малых пушек могла быть действительна. Неприятель пришел в замешательство и начал прямо против моего корабля и передового передо мной корабля «Преображения» поворачивать всею густою колонной чрез оверштаг, а другие, поворачивая по ветру, спустились к нам еще ближе. Следующие передо мной корабль «Преображение» и находящийся под флагом моим корабль «Рождество Христово» произвели на всех них столь жестокий огонь, что им причинили великий вред на многих кораблях и самом капитан-пашинском; из которых весьма поврежденные два корабля в стеньгах и реях и один из них в руле со сбитой бизань-мачтой упали на нашу линию и шли столь близко, что опасался я сцепления с некоторыми из наших задних кораблей.
Вице-адмиральский корабль также весьма поврежден: паруса, фор-марсель и крюйсель упали вниз и были без действия, который потому, упав под ветер, прошел всю нашу линию весьма близко, и через то он и помянутые два корабля остались совсем уже разбиты до крайности. С некоторых кораблей флаги сбиты долой (из которых посланными шлюпками один взят и привезен на корабль), капитан-паша, защищая поврежденные и упавшие свои корабли, со всеми прочими и многими разными судами спустился под ветер, проходил контргалсом параллельно линии нашей весьма близко; через что потерпел со всеми ними также немалый вред.
