Темпл Грэндин - Отворяя двери надежды. Мой опыт преодоления аутизма
Склонность к фиксациям стала моим вторым «я». Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что вела себя, словно лабораторная крыса под действием амфетаминов. Исследования показывают, что крысы, которых брали на руки в детстве, после укола амфетамина ведут себя менее стереотипно, чем крысы, не знавшие ласки. Дальнейшие исследования позволили выяснить, что крысята, которых брали на руки, а затем возвращали к матери, вырастая, оказывались менее подвержены стереотипному поведению под действием амфетаминов, чем те, которых потом возвращали к выводку, растущему без матери. Однако мое поведение не было искусственно вызвано амфетаминовыми инъекциями; приступы же становились все чаще и сильней. Реальный мир, не поддающийся контролю, начал пугать меня. Каждый день был все более непредсказуем. Я жаждала покоя, но мой организм не давал мне расслабиться. Моя речь, действия, отношения с окружающими — все несло на себе печать стресса.
Однажды в воскресенье я сидела на службе в церкви. Посещение церкви вменялось нам в обязанность, хотя на меня наводило невыносимую скуку. Когда священник начал проповедь, я, по обыкновению, ускользнула в свой внутренний мир — тихий, мирный, полный приглушенных тонов и пастельных красок. Вдруг громкий стук ворвался в мое уединение. Я удивленно подняла глаза — и увидела, что священник стучит кулаком по кафедре.
— Стучите, — воскликнул он, — и Он ответит вам!
«Кто?» — удивилась я, и выпрямилась, прислушиваясь к проповеди.
— «Я семь дверь: кто войдет Мною, тот спасется…» (Иоанн, 10, 9). — Священник сошел с кафедры и встал прямо перед прихожанами. — Перед каждым из вас, — продолжал он, — дверь, открывающая путь на небеса. Откройте ее — и будете спасены! — Он снова поднялся на кафедру. — А теперь — гимн 306 «Благослови сей дом»…
Номера гимна я уже не слышала. Как многие аутичные дети, я все понимала буквально. Мои мысли сосредоточились на одном: дверь! Дверь, открывающая путь на небеса. Достаточно войти в нее — и я спасена! Хор запел, и когда я различила слова: «Благослови дверь дома моего, для радости открытую всегда…», я поняла, что должна найти эту дверь.
Следующие несколько дней я рассматривала любую дверь как открывающую путь к спасению. Дверь шкафа, дверь в ванную, входная дверь, дверь конюшни — все они были изучены и отвергнуты. Нет, это не те двери.
В один прекрасный день, возвращаясь в свою комнату после ужина, я увидела, что к нашему коттеджу что-то пристроено. Рабочие уже закончили свое дело и ушли. Я обошла вокруг пристройки. К стене была прислонена лестница; я положила учебники на землю и полезла вверх. Добравшись до высоты пятого этажа, я увидела маленькую площадку и… дверь. Маленькую деревянную дверь, за которой меня ждала неизвестность.
Я вошла в небольшую смотровую комнату. Три окна во всю стену открывали вид на горы. Я стояла у окна и видела, как месяц поднимается из-за горных вершин навстречу звездам. Меня охватил восторг. Впервые за несколько месяцев я была уверена в настоящем и с надеждой смотрела в будущее, полное радости и любви. Я нашла дверь! Дверь на Небеса. Мои мысли устремились в одном направлении. Я нашла путь к спасению! Все, что мне нужно, — открыть дверь и войти. Разумеется, в то время я еще не понимала, что дверь — это зримый символ; мысля картинами, я нуждалась в конкретных образах для усвоения абстрактных представлений.
Уже почти стемнело, когда я спустилась по лестнице на землю. Я была уже не той, что прежде. Теперь я понимала, что нашла ключ к своей судьбе. В тот вечер я записала в дневнике:
Воронье Гнездо похоже на храм. Там мне открывается красота природы — но не только. Глядя в окна Вороньего Гнезда, я понимаю, что должна победить свои страхи и не позволять им становиться у меня на пути.
В последующие дни и месяцы я часто бывала в смотровой комнате, или Вороньем Гнезде, как часто называли ее плотники. Войдя в эту комнату, я успокаивалась и могла размышлять спокойно. В Вороньем Гнезде я лучше понимала себя и окружающих.
В тишине Вороньего Гнезда я вспоминала свое детство — страхи, конфликты, отчаянные попытки найти общий язык с окружающим миром. Сейчас, думалось мне, я более или менее научилась общаться; но между мной и другими по-прежнему зияет пропасть непонимания. Может быть, это оттого, что у меня аутизм, а у моих родителей его нет? Они не понимают мою логику — а я, мысля наглядными образами, не понимаю их логику? Или, может быть, это обычное непонимание между детьми и родителями, через которое проходит каждый подросток? И можно ли перебросить через эту пропасть мост любви?
Снова и снова я поднималась в Воронье Гнездо. Мне казалось, что там я узнаю о себе что-то новое. Да так оно и было. В Вороньем Гнезде я впервые осознала, что мной управляют непостоянные увлечения — такие, как увлечение «Сюрпризом». Там я однажды поняла то, что мама пыталась объяснить мне все эти годы. Каждый человек должен найти свою дверь и сам ее открыть. И за меня никто этого не сделает. Маленькая деревянная дверь, открывающаяся на крышу — и в огромный мир, — стала для меня символом будущего. Все, что мне нужно, — войти.
Год спустя после обнаружения Вороньего Гнезда я снова стояла в той же комнате и смотрела в окно. Над головой, притягивая, маня к себе, сверкали мириады звезд. Я знала, что выходить на крышу нельзя; но ночь и неведомое властно влекли меня к себе. Я отодвинула засов, и дверь со скрипом открылась. Ветер ворвался в комнату, и его песня позвала меня наружу. Одно, бесконечно долгое, мгновение я стояла неподвижно — и наконец, распахнув дверь, шагнула на крышу. Дверь захлопнулась у меня за спиной. Я вышла в новую жизнь; теперь, чувствовала я, что бы ни случилось, обратного пути нет.
Предчувствия не обманули меня. В один прекрасный день я была поймана при попытке пробраться в Воронье Гнездо и отправлена к психиатру. Но я пережила пробуждение души и ума, и никакой психиатр не смог бы отнять у меня вновь обретенные сокровища.
Прежде всего он, как водится у таких докторов, попытался завладеть моим вниманием и всецело подчинить меня себе (таким манером подобные люди и выколачивают из пациентов гонорары), но я не поддавалась.
— Темпл, ты же знаешь, что ходить в Воронье Гнездо нельзя. Это запрещено правилами, и, кроме того, это просто опасно! Разве не так? — Для меня не так.
— Темпл, да что ты там ищешь, на крыше? — Себя. Свою жизнь. Бога. Психиатр расхохотался.
— Дорогая моя, ты ведешь себя, как вдова моряка, что каждый день ходит на пристань и ждет, когда на горизонте покажется корабль. Но этот корабль никогда не вернется! Обещай мне, что больше не полезешь на крышу.
Я не дала такого обещания и продолжала ходить в Воронье Гнездо. Теперь ко «мне, моей жизни и Богу» прибавился волнующий азарт «запретного плода». Я нарушала правила: поднималась по лестнице тайком, оглядываясь по сторонам, не смотрит ли кто?
Я так и не смогла избавиться от детской тяги к нарушению запретов. В Вороньем Гнезде я немало размышляла о правилах и авторитеты. Открывая деревянную дверь и поднимаясь на крышу, я выходила из-под участи школьного начальства. Сперва мне казалось, что, выходя за дверь, я избавляюсь от любой власти, любых правил и установлений; в мире остаются лишь я сама, моя жизнь, Бог и свобода выбора. Но потом я поняла, что и за дверью имеется власть — власть над собой.
Хотя внутри меня было теперь больше спокойствия, чем раньше, школьные занятия по-прежнему доставляли мне одни огорчения. Оценки мои оставляли желать лучшего, и, что еще хуже, меня это совершенно не волновало. В школе было скучно, скучно, невыносимо скучно, пока… пока в мою жизнь не вошел мистер Брукс, учитель психологии. Он рассказывал о поведении животных. Я всегда любила животных и была в восторге от рассказов мистера Брукса. На одном из занятий он показал нам фильм об оптических обманах — таких, как Трапециевидное Окно и Комната Иллюзий. Он объяснил, что Комната Иллюзий устроена таким образом, что обманывает глаз. Если в концах комнаты поставить двух человек одного роста, то один из них будет казаться вдвое выше другого.
— А ты сможешь сделать такую комнату? — спросил меня мистер Брукс. — Нет, я не буду тебе ничего объяснять. Посмотрим, догадаешься ли ты сама?
Загадка Комнаты Иллюзий стала моим новым увлечением. Полгода я пыталась склеить ее модель из картона. По крайней мере моя склонность к фиксациям направилась в конструктивное русло, и во мне пробудился интерес к науке. В поисках решения этой задачи я обратилась к скучному школьному материалу в надежде найти там что-нибудь, что меня заинтересует.
Однако у меня всегда оставалось время для катания на лыжах, верховой езды и участия в скачках. Я с увлечением шила костюмы для школьных спектаклей и помогала рабочим на строительстве нового школьного здания. Особенно мне удавались кровельные работы: я клала черепицу в самых сложных местах — вокруг чердачных окон — и очень гордилась своим умением.
