Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа
В мае 1934 г. Лакан принял участие в конкурсе на замещение вакантных должностей в психиатрических клиниках. Он бравировал перед жюри своим знанием феноменологии и вызвал всеобщее раздражение. Несмотря на это, он все-таки получил должность. 20 ноября того же года он вступил в Парижское психоаналитическое общество. Это был отказ от врачебной карьеры, но не отказ от психиатрии, которой он останется верен до конца своих дней. Его первым анализантом стал Ж. Бернье, еврей, эмигрировавший из России. Первые сеансы проходили на рю де ла Помп, затем – на бульваре Малешерб. Лакан строго придерживался регламента: часовые сеансы три раза в неделю. Впрочем, вопреки настояниям Левенштейна, он свел дружбу со своим образованным пациентом. В рядах Парижского психоаналитического общества Лакана сразу признали как незаурядного теоретика. Он много дискутировал с П. Шиффом, К. Одье и Э. Пишоном. Мари Бонапарт относилась к нему весьма холодно. Впрочем, она еще не подозревала, что этот неофит изменит историю французского психоанализа.
В мае 1935 г. Лакан присутствовал на рукоположении своего брата, Марка-Франсуа. В 1936 г. он начал частную психоаналитическую практику, не оставляя работы в госпитале св. Анны.
Пока Лакан делал свою блистательную карьеру и мало-помалу превращался в безусловного лидера французского психоанализа, его друг и коллега по госпиталю св. Анны А. Эй стал лидером французской психиатрии. Благодаря его терпимости психиатрия Франции в течение полувека будет более гуманной, нежели психиатрия других европейских стран. Эй, родившийся в 1900 г., был внуком врача и сыном каталонского винодела. Получив медицинское образование в Тулузе, он прибыл в Париж и стал учеником А. Клода. Как и Лакан, он отвергал учение о психической конституции и живо интересовался новейшими литературными течениями. Пруст вызывал у Эйя безграничное восхищение; в 1922 г. он присутствовал на похоронах писателя. Когда Р. Лафорг покинул правление группы «Психиатрическая эволюция», его место занял Эй, проводивший политику сближения психиатрии с психоанализом. Этот молодой врач увлекался корридой, любил игру в бридж, обожал сигары и тонкие блюда. Жить он предпочитал в деревне. Человек правых взглядов и последователь Н. Маритэна, во время войны в Испании он поддерживал франкистов. Это не помешало ему после 1940 г. примкнуть к голлистам, а после Освобождения он привлек к участию в «Психиатрической эволюции» большое количество коммунистов. В 1933 г. Эй принял руководство психиатрической клиникой Бонневаль, расположенной в бывшем здании монастыря бенедиктинцев, построенного в X в. Он с удовольствием поселился в сельской местности, наезжая в Париж, чтобы читать лекции в госпитале св. Анны. В Бонневале Эй начал применять свое органо-динамическое учение, сегодня являющееся общепринятым. Не стирая границы между нормой и безумием и время от времени участвуя в криминологических экспертизах, он стремился преобразовать пространство психиатрической клиники и покончить с изоляцией душевнобольных от мира «нормальных». Используя психоанализ, он пытался вернуть своих пациентов в общество.
В 1934 г. Эй опубликовал монографию «Галлюцинации и бреды»[93], в которой предложил концепцию структурного единства психической болезни. Как и Лакан, он критиковал учение Клерамбо об автоматизмах и утверждал, что реальность душевнобольного обладает связностью и цельностью. При этом он опирался не на принятую нозологию, но на анализ речи больного. Лакан напечатал в журнале «Психиатрическая эволюция» хвалебный отзыв на книгу своего коллеги[94], однако упрекнул его за недостаточное внимание к творческому характеру галлюцинации и отказ от представления о деятельностной структуре, обеспечивающей единство хронического бреда.
Органо-динамическая теория Эйя, которую он начал формулировать в 1936 г., вдохновлялась нейрологией Джексона, из которой некоторые элементы своей гипотезы заимствовал и Фрейд. Джексон считал, что психические функции имеют иерархическую организацию и предшествуют статической организации психической личности. Эй считал необходимым объединить нейрологию и психиатрию. Лакан полагал, что такое повторение сепаратистского жеста Фрейда приведет к переосмыслению психиатрии в свете фрейдовского учения о бессознательном. Это означает сохранение дуализма психического и органического. Сам Лакан предпочитал говорить о чисто психической организации субъекта, не избавляясь от органического, но выводя его на второй план.
Эй придерживался органо-психического дуализма, полагая, что психическая деятельность определяется органическими функциями. Психоз, считал он, представляет собой выплеск психической энергии, нарушающий равновесие психического субъекта и высвобождающий инстинкты, ускользающие от контроля сознания. Проще говоря, по Эйю, вторжение бессознательного вызывает инволюцию личности. Если Эй сохранял принцип психофизического дуализма, то Лакан от этого дуализма отказался, полагая возможным рассматривать психическую деятельность независимо от органических функций. Таким образом, он настаивал на том, что психический субъект сохраняется и продолжает действовать при параноических расстройствах.
В 1930-х гг. и Эй, и Лакан утверждали, что психоанализ не является всего лишь новой техникой, которую должна взять на вооружение психиатрия. Оба считали, что фрейдовское учение отвергает психиатрическую нозологию, сводящую человека к элементу казенной классификации. Эй полагал, что психоанализ и психиатрия взаимодополнительны. В противоположность М. Бонапарт, он считал, что не может быть никакого Laienanalyse, психоаналитики обязательно должны иметь медицинскую квалификацию. Лишь в этом случае они могут быть полноценными аналитиками, а психиатрия обогатится философским содержанием, которого ей так не хватало. Без конкретного обращения к реальности болезни психоанализ превратится в подобие религии.
Лакан не участвовал в бурных спорах 1930-х гг. между сторонниками «шарлатанского» анализа и «подлинными» аналитиками-клиницистами. Лишь тридцать лет спустя, после двух расколов, он сформулирует собственную политику Laienanalyse. В отличие от Мари Бонапарт, не имевшей медицинского образования, у него нет необходимости становиться психиатром, ведь он и так является профессиональным психиатром. Но, в отличие от С. Нашта, он этим не довольствуется.
В эти годы Лакан всерьез занялся изучением философии. Он хотел получить в Сорбонне диплом по логике и философии. Лакан познакомился с молодым философом-коммунистом Пьером Верре и попросил его давать ему частные уроки. В течение четырех месяцев, с сентября 1933 по январь 1934 г., Верре дважды в неделю приезжал на рю де ла Помп. «Уроки» начинались в 19.30 и часто проходили за обедом. Верре вспоминал:
Речь шла не об упорядоченных уроках в соответствии с заранее установленной программой, дающих подготовку в строгом смысле. Это была скорее бомбардировка неожиданными вопросами, требованиями дополнительных разъяснений, часто обезоруживающая неофита, которым я тогда был. Эти «уроки» вела его любознательность. Это больше походило – да простят мне такое сравнение – на платоновские диалоги, где ответы порождали новые вопросы; в этой майевтике я часто оказывался довольно жалким Сократом. […] Доктор определял мой гонорар, ничего не вычитая за превосходные трапезы, которыми сопровождались порой наши словесные баталии.[95]
После публикации своей диссертации Лакан оказался в самом центре дискуссий по поводу коммунизма, раздиравших французскую интеллигенцию. Сам он не принадлежал ни к какой партии, но его очень интересовали диспуты вокруг фрейдомарксизма. В центре внимания тогда оказалась дискуссия молодого философа Ж. Одара и Ж. Политцера, закончившаяся дракой. Лакан при этом не присутствовал, но прочитал текст выступления Одара, который утверждал, что психоанализ представляет собой учение более «материалистическое», чем марксизм, и способен излечить этот последний от идеализма.
Однако гораздо важнее, чем дебаты вокруг марксизма, был нарождающийся интерес французов к философии Гегеля. Конечно, повальное увлечение гегельянством начнется лишь после Второй мировой войны, но уже теперь, в первой половине 1930-х гг, сложился круг молодых философов, пропагандировавших «Феноменологию духа». Лакан оказался в самом центре этого круга, познакомившись с А. Койре, А. Корбином, А. Кожевом и Ж. Батаем. Впоследствии общение с этими философами побудило его обратиться к работам Ницше, Гуссерля и Хайдеггера. Попав в эпицентр новой культуры, Лакан тем не менее оставался одиночкой. Он не принимал участия в сюрреалистических акциях, не участвовал в группах, создаваемых Батаем, – ни в «Контратаке», ни в «Коллеже социологии», ни тем более в «Акефале». Зато он с удовольствием ходил на лекции Пьера Жане в Коллеж де Франс.
