Анри Труайя - Александр Дюма
Но как-то утром неаполитанская полиция вызвала его для того, чтобы передать срочное сообщение. И он услышал, что псевдокнязь Скандербег, организатор албанского восстания, на самом деле – всего лишь мошенник и рецидивист. Его королевское высочество скрылись, прихватив с собой казну. Албанская мечта растаяла в лондонском тумане… Одураченный, расстроенный и уязвленный, Александр уже не знал, возмутиться ли ему мошенническими проделками князя или посмеяться над собственной доверчивостью. «Влипли по уши! Как дурачки!» – заключил он. На самом же деле Дюма проиграл по всем статьям. Он жаждал прославлять Гарибальди, но «Неукротимый» оказался за решеткой; он желал освободить Италию, но везде торжествовала каморра, а королевская власть не могла скрыть своей слабости; он захотел изгнать турок из Албании и Греции, но герой оказался мошенником, а его самого гнали прочь из Неаполя.
Единственным своим утешением в этой цепи разочарований он был обязан женщине, а его утешительницей стала Фанни Гордоза, великолепное сопрано, певица с золотым голосом и трепетными нервами. Уж не сделался ли он меломаном? Каждый раз, слыша, как Фанни поет на сцене, он мечтал о том, что услышит, как она ночью стонет в его объятиях. И чудо произошло. В шестьдесят один год Александр вновь оказался счастливым любовником. Если Фанни согласится последовать за ним в Париж, он без колебаний покинет Неаполь, где ему поначалу льстили, где его расхваливали и заискивали перед ним, а теперь всякий за ним шпионит и его грабит.
Фанни не отказала ему, и он, уверенный, что все без исключения ему что-нибудь должны, тотчас обратился к сыну с просьбой собрать от его имени как можно больше денег с парижских издателей и редакторов газет. Сам же, в предвкушении грядущих перемен, усердно работал над длинным романом «Сан-Феличе», который рассчитывал продать Эмилю де Жирардену.
Из грандиозных планов ничего не выходило. Александр-младший попытался договориться о нескольких инсценировках романов Дюма-отца: «Жозеф Бальзамо», «Сорок пять», «Паж герцога Савойского»… Тщетно! В чем была причина неудачи? «Мальчик» ли не сумел взяться за дело – или же директора театров утратили доверие к автору «Трех мушкетеров»? Как бы то ни было, разочарованный Дюма решил, что из этих переговоров не последует ничего определенного до тех пор, пока он не сдвинется с места и не начнет сам улаживать свои дела.
Но небольшая интермедия, впрочем, оказавшаяся скорее приятной, помешала ему немедленно привести в исполнение свои намерения: Эмилия с маленькой дочкой приехала в Неаполь. Их появление его растрогало. Дюма повез обеих в Швейцарию. Ради этой туристической поездки Эмилия вновь – у нее это обратилось уже в какую-то манию, хотя и довольно невинную! – переоделась в мужской костюм, приняв обличье юноши. Впрочем, этот маскарад нисколько не мешал малышке Микаэле, которой к тому времени исполнилось два года, называть «юношу» мамочкой. Что же касается самой Эмилии, она охотно звала «папочкой» своего импозантного покровителя, а тот уже не понимал, умиляться ему или обижаться.
За неделю странствующая семья побывала на озере Четырех Кантонов, в Люцерне, на озере Бриенц, в Интерлакене, Берне, на водопадах Рейна, в Шаффхаузе… Дюма до тошноты объелся швейцарскими красотами. Может быть, подобного рода поездки ему уже не по возрасту? Да и Эмилия начала его немного раздражать своими восторженными повизгиваниями и ужимками влюбленной девочки. Ох, слишком уж долго он ею любуется, ему необходимы перемены, неожиданности, что-то яркое, сверкающее! Пылкая и роскошная Фанни Гордоза уже вытеснила из его мыслей чересчур хорошенькую мамочку Микаэлы. Возвращаясь в Неаполь с Эмилией и ее малышкой, Александр мечтал лишь об одном – как-нибудь поскорее их спровадить. И, едва они скрылись из виду, тотчас стал готовиться к переезду в Париж вместе с той, кого он уже считал своей главной и окончательной возлюбленной.
Он был уверен в том, что, появляясь об руку с ним в салонах, Фанни пленит всех своей резвостью, своим пламенным взглядом и переливами божественного голоса. Они станут самой знаменитой и желанной парой во всем Париже. Их две славы сольются в одну.
Дюма без сожалений простился с сотрудниками «L’Indipendente», которым предстояло продолжать сражение за истину под руководством Адольфа Гужона. Что касается его собственной журналистской деятельности в Париже, то он договорился о сотрудничестве с новым печатным изданием, основанным Моисеем Полидором Мийо и носившим название «Маленькой газеты» («Le Petit Journal»). Руководство ее заверило Александра в том, что в редакции он будет как дома, а расплачиваться с ним станут немедленно и полностью. Обеспечив таким образом свои тылы, 6 марта 1864 года он отплыл вместе с Фанни Гордоза на «Pausilippe».
Дюма надеялся на триумфальное «возвращение из изгнания», ждал шумных приветствий, но, когда он вновь появился в Париже, первые аплодисменты сограждан, которые он услышал, были адресованы не ему, а его сыну. Двенадцатого апреля 1864 года Александр-старший с сумрачной гордостью внимал успеху комедии в пяти актах «Друг женщин», написанной «малышом». Сидя в глубине своей ложи рядом с великолепно одетой Фанни Гордоза, он улыбался направо и налево, едва сдерживая досаду. Конечно, благосклонности публики хватит на обоих Дюма, однако это соперничество в конце концов начинало его утомлять. Когда же французы наконец заметят, что он вернулся на родину, что он по-прежнему талантлив и что его могучая старость заслуживает похвал настолько же, если не больше, насколько заслуживает их дерзкая молодость второго Александра?
Глава VII
Огни гаснут
Еще находясь в Италии, Александр возлагал свои надежды на тот огромный роман «Сан-Феличе», первые главы которого представлялись ему блестящим опровержением слов всех, кто говорил, что его творческое воображение истощилось. Уже в январе 1864 года он с нескрываемой гордостью написал об этом сыну, чтобы подготовить того к великому событию, и даже признался в своем письме, что, нарушив все свои привычки, перечитал и переписал собственный текст, чтобы исправить в нем ошибки: «Я попросту, подобно Атласу, несу на себе целый мир, но у Атласа было оправдание – ему взвалили этот мир на спину, я же взвалил его на себя сам. Скажи Готье, что я делаю для него, и только для него одного, то, чего никогда ни для кого не делал: я переписываю свой текст, чтобы он остался доволен стилем, – то есть вместо того чтобы зарабатывать по триста франков в день, зарабатываю всего по сто пятьдесят. […] Скажи еще двум его милым девочкам, что если я ради их отца работаю над стилем, то красочность и любовь вкладываю в книгу только ради них».
