Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]
Путилин прочел вслух:
«Прощайте, батюшка, на сем свете мы с вами не увидимся. Сын ваш Андрей».
Пров Степанович покачнулся.
— Это... это означать должно, что он жизни лишить себя порешил? — произнес он заплетающимся языком. И глухо, нудно зарыдал. Тяжелая была картина! Путилин ласково положил руку на плечо старику.
— Успокойтесь, голубчик, погодите отчаиваться. Эта записка еще не говорит, что он решился на самоубийство.
Путилин посмотрел на часы.
— Вы не можете сказать, когда приблизительно, в котором часу вы заметили исчезновение вашего сына?
— Часа два тому назад, — вмешался полицеймейстер.
— Да, да...
— Вы спали? Сколько времени вы спали?
— Я не мог долго спать... засыпая, я видел его. Если и прикурнул, так не больше, как на часок... Короткий сон у меня в дороге.
— Стало быть, это могло случиться часа три тому назад...
Путилин пошел из каюты.
— Я вернусь сейчас. Мне надо повидать капитана.
И Путилин, действительно, скоро вернулся.
— Что же мне с вами делать, Пров Степанович? — обратился он к убитому горем отцу.
— Помогите! Полковник наш, — миллионер указал на рыбинского полицеймейстера, — на вас, как на последнюю надежду указал.
— И жалко мне вас, Пров Степанович, да и себя-то я чувствую неважно. Дело очень запутанное, странное.
— Ваше превосходительство, помогите старику! — тихо, взволнованно произнес полковник. — Хороший он человек. Столько добра оказывает бедным, столько благотворительных учреждений основал в Рыбинске.
— А вы не справитесь? — спросил полицеймейстера мой друг.
Тот откровенно махнул рукой.
— Как перед Истинным говорю: ровно ничего не понимаю.
Путилин задумался.
— Ну, что делать! Судьба, значит. Хорошо. Попытаюсь.
И обратился к старику, поволжскому купцу:
— Карточки у вас нет с собой вашего исчезнувшего сына?
— Нет, ваше превосходительство.
— Ну, так опишите подробно приметы.
Старик начал описывать их.
— Доктор, — обратился ко мне мой великий друг, — скоро будет остановка. Пароход пристанет к пристани у какого-то крупного села. Скорее собирай наши чемоданы, мы высадимся здесь.
Я бросился в нашу каюту.
«Черт возьми, вот так «прогулка» по Волге»! — ругал я сам себя.
Пров Степанович, поволжский купец-миллионер, со слезами на глазах благодарил Путилина.
— Во век не забуду, ваше превосходительство! В ножки поклонюсь... Господи, чем только отблагодарить вас смогу?
— Ладно, ладно. Если что узнаю, буду сообщать полковнику. Вы к нему наведывайтесь. Ну, пароход причаливает. Это Кречетово?
— Да, ваше превосходительство.
— Доктор, готов?
Я стоял с двумя чемоданами. Полицеймейстер облегчил меня одним.
— Ну, до свидания, господа.
Протяжный унылый звук пароходной сирены прокатился по широкому водному пространству великой реки.
Миллионер-волжанин припал на грудь моего славного друга.
— Спасите... вызвольте... найдите... Простите, старика: спростой, а только совестливый я человек... Стыдно мне такого большого человека, как вы, беспокоить, да горе-то мое уж больно велико. Господи, сына потерять! Легко ли?
Путилин по-русски трижды облобызался с купцом.
— Все, что в силах... все, что смогу...
Капитан почтительно повел Путилина к трапу.
Из каюты опять донеслись рыдания старика.
НА ПЕРЕПУТЬИ
Недолго стоял пароход. Скоро, посылая нам прощальные клубы дыма, он отчалил, поплыл вверх по Волге. В душе я посылал проклятья и этому полицеймейстеру, и этому поволжскому миллионеру, проспавшему своего полоумного сына.
Пристань была убогая, пустынная какая-то.
На порядочном расстоянии от нее, на отлогой горе, широко раскинулось большое богатое село.
Путилин посмотрел на часы.
— Теперь — четверть двенадцатого. Пароход, как мне сказал капитан, должен быть здесь в два часа дня. Значит, в нашем распоряжении — порядочное количество времени.
— Какой пароход? — спросил я.
— Тот, который остановится здесь.
— Так почему же мы высадились, а не поехали дальше на том пароходе, который только что отошел?
Путилин улыбнулся.
— Я сильно боюсь, доктор, что лечить от нервов придется не тебе меня, а мне тебя.
— Да пойми, я ровно ничего не понимаю. Какой тебе, Иван Дмитриевич, нужен еще пароход?
— Тот, который повезет нас обратно.
— Как, обратно? Зачем мы поедем обратно?
— Это уже мое дело. А скверно то, что первый раз в моей практики я очутился в глупом положении: я — без рук.
— Как, без рук? — уставился я на моего великого друга.
— Очень просто: я выехал налегке, без моего чемодана. Понадеясь на тебя, я не взял с собой ни костюмов, ни грима. Теперь вертись, как знаешь.
— Так ты серьезно решил, Иван Дмитриевич, взяться за раскры-тие этого диковинного дела?
— Как нельзя более серьезно.
— Но, скажи, ради Бога, неужели тебе стало что-либо понятным из этого дурацкого приключения? А если этот полоумный молодой отпрыск волжского богатея чебурахнулся головой вниз в Волгу? Что же: ты и на дне реки будешь его разыскивать? Между нами говоря, его записка сильно напоминает: «В смерти моей прошу никого не винить».
Путилин отрицательно покачал головой.
— Нет, в воду он не полезет.
— Ну, так на суку удавится! — желчно вырвалось у меня.
— И этого он не сделает. Вообще, так, такой добровольной смертью он не покончит с собой. Однако нечего болтать. Время бежит... Ах, если бы я мог это предвидеть, если бы я мог!..
Наступила знакомая мне длинная пауза, «путилинская». Потом, встрепенувшись, он подозвал одного из сторожей пристани.
— Вот, любезный, чемоданы. Мы пойдем в село. Сохрани их. Держи целковый. Мы вернемся сюда к пароходу в два часа дня.
Мы быстро шли по главной улице села.
Это было, действительно, богатейшее село, напоминающее целый городок.
— Куда мы направляемся, Иван Дмитриевич? — спросил я Путилина.
— В церковь.
— Это для чего же, смею спросить?
Путилин не отвечал.
Поведение моего друга казалось более чем странным. «В церковь... Причем тут церковь? «Хотя я и знал его как человека в высокой степени религиозного, но все же обстоятельство это меня весьма удивило.
На нас, элегантно одетых, лиц незнакомых, местные обыватели глядели удивленно, разинув рты.
Около церкви, богатой, сверкающей золотыми купалами, нам повстречался старик, похожий на церковного сторожа.
— Где, любезный, живет пономарь церкви? — обратился к нему Путилин.