Михаил Шишков - Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
– Все, ребята, – вышел на связь командир истребителей прикрытия, – мы пошли домой. Удачи вам!
– Счастливого возвращения!
И вот мы одни на бескрайних морских просторах. Правда, сейчас это совсем не страшно – наши машины уже удалились от береговой линии километров на сто. Так далеко в море немецкие истребители не углублялись, по крайней мере, я никогда не слышал о том, что кто-то из наших встретился с ними в этом районе.
Наконец вдали показалось несколько продолговатых серых силуэтов – вот и он, этот самый конвой. Почти одновременно со мной его заметил и штурман.
– Командир! – крикнул он. – Прямо по курсу…
А конвой-то солидный! Впереди тральщики и один СКР, за ними – несколько транспортов и барж (вначале наиболее крупные, потом помельче, так называемые «лапти»), сзади – еще пара «сторожей». В общем, мало не покажется…
– Вижу, Коля. На юго-запад топают. А мы как раз с левого борта. – Понимая, что дополнительного маневра для выхода на боевой курс сейчас не потребуется, даю команду: – Атакуем! Саша! – вызываю Гагиева, бывшего в тот день моим ведомым. – Берем головной транспорт! Он самый крупный!
– Понял, – тут же следует ответ.
Пологим снижением приближаемся к цели. Рассчитывать на внезапность не приходится – слишком уж хорошая для этого погода, поэтому, затаив дыхание, ожидаю первого залпа зениток. Руки, сжимающие штурвал, немного подрагивают. Столько раз это происходило со мной, что мог бы и привыкнуть… Но нет! Мандражирую, как будто иду в атаку впервые, а может, и еще сильнее.
Мгновенно возникшие впереди облачка разрывов заставляют меня рефлекторно вжаться в спинку сиденья. Немного слева, в трехстах метрах от моего самолета, поднялся высокий водяной столб. Потом еще два, затем еще один… Но это только начало – пока бьют лишь большим калибром. Немного даю вперед правую ногу, чтобы уйти чуть в сторону…
Пять километров до цели. Теперь заработали двадцатимиллиметровые зенитные автоматы. Кажется, живого места не осталось на еще совсем недавно безмятежном небе. Огненные вспышки справа! Слева! Впереди! Все чаще и чаще постукивают осколки по обшивке крылатой машины, но она все-таки идет вперед, буквально продираясь сквозь дымные следы разрывов зенитных снарядов. Перед глазами мелькают трассеры…
Не знаю, смог бы я выдержать напряжение этого поединка, если бы мне не удалось полностью сконцентрировать внимание на выбранной мной на морской поверхности точке упреждения, как раз немного впереди головного транспорта. Мои глаза впились в нее мертвой хваткой, остальное воспринималось лишь периферийным зрением.
Изо всех сил давлю на кнопку сброса и в следующее мгновение начинаю маневр выхода из атаки. Бросаться в сторону со скольжением уже поздно – слишком уж близко я подошел к цели. Остается одно – резко наклонив машину влево, тем самым максимально уменьшив площадь поражения, с глубоким креном проскочить над атакованным мной транспортом. Считаные доли секунды, в которые я пронесусь над палубой, станут решающим моментом моей жизни…
Внезапный сильный удар сотрясает самолет, подбросив его вверх. Кажущийся оглушительным треск рвущейся обшивки отзывается в сердце резкой болью: «Неужели все?!» Но пока что я еще жив, а значит, буду бороться до конца. Выравниваю самолет и, чувствуя, как он начал валиться на левое крыло, делаю соответствующие движения правой ногой и штурвалом. Затем, прижавшись к воде и по мере сил уклоняясь от пытавшихся схватить мой «Бостон» сверкающих трасс, выхожу из зоны обстрела.
Теперь можно более детально осмотреть повреждения. С правой стороны все нормально, а вот с левой – дымит разбитый двигатель, плоскость иссечена осколками. Но винт все же крутится исправно, а самолет полностью поддается управлению. От сердца немного отлегло.
Конечно, о том, чтобы найти своих ведомых, речи и не могло идти. Все они уже собрались в группу и сейчас спешат возвратиться домой. Ну что же, делать нечего – пойду один, не в первый раз. Осторожно поворачиваю на восток и топаю себе помаленьку, почти до упора прибрав обороты левого двигателя. Но он все равно дрожит, заставляя меня дрожать вместе с ним. В конце концов тряска усиливается настолько, что я решаю от греха подальше выключить раненый мотор. Хорошо, на этот раз редуктор уцелел, и винт, как ему и положено, встал во флюгер. Вибрация тут же исчезла. Оставалось лишь снять нагрузку с правой ноги, подрегулировав триммер руля поворота, и терпеливо ждать появления на горизонте береговой черты…
Остаток полета обошелся безо всяких дальнейших приключений, но и того, что уже произошло, с головой хватило, чтобы вымотать меня до предела. Правда, пока самолет находился в воздухе, я еще не в полной мере ощущал это. Стоило лишь только выключить мотор после приземления, вязкая полудрема моментально придавила меня к сиденью. Заставить себя выбраться из кабины мне удалось лишь огромным усилием воли.
– Командир! Живой! – радостно приветствует меня Иван Пичугин. В ответ на ясно читавшийся в моих глазах немой вопрос он поясняет: – Твои ведь уже минут двадцать как дома. Мы решили, что ты…
– А я все-таки вернулся…
Подхожу к левому мотору. Сквозь лохмотья капота, с внешней стороны безобразно разорванного многочисленными осколками, взору открывалась довольно неприглядная картина – нагромождение изуродованного до неузнаваемости металла, один цилиндр снесен практически полностью, из огромной дыры в нем торчит покалеченный поршень… «Сильно же тебе досталось, ничего не скажешь…» – с благодарностью подумал я. Ведь именно он, левый мотор, спас мою жизнь, прикрыв меня собой. Да и товарищи помогли, отвлекая на себя внимание вражеских зенитчиков. Ни один из них не ушел без осколочных ранений на обшивке самолетов. Практическим же результатом этой атаки стало потопление Гагиевым одного и повреждение топ-мачтовым ударом другого транспорта. Я взял слишком большое упреждение, и моя торпеда прошла перед носом вражеского судна, зато Сашка, шедший справа от меня, не промахнулся…
И вот я на КП. Докладываю командиру полка о выполнении боевого задания. Стою, стараясь держаться, как подобает офицеру, а ноги-то дрожат, голова гудит, словно колокол, да и голос звучит как-то уж совсем вяло, безжизненно…
– Слушай, Кузнецов, – внимательно глядя на меня, сказал вдруг командир нашей дивизии М. А. Курочкин, присутствовавший при этом, – ты же говорил, что у тебя «Ильюша» из 3-й эскадрильи в ремонте нуждается. Давай-ка мы Шишкова и пошлем отогнать его в Ленинград. Как думаешь?
– Можно, конечно, – ответил тот, – а как же эскадрилья?
– А заместитель на что? Гурьянов – летчик опытный. Справится.
