Галина Козловская - Шахерезада. Тысяча и одно воспоминание
Следующие два абзаца написаны другом семьи, Ирэной Савельевной Вербловской, по просьбе вдовы Валерия Александровича Молдавера, Анны Николаевны Богомяковой.
«Анечка, сегодня весь день просидела, почти не вставая, за чтением книги Галины Лонгиновны. И взяла меня за горло тоска – тоска по ушедшим людям, тоска от того, что за два проведенных у Г. Козловской вечера мы не сумели хорошо поговорить друг с другом. Запомнилось, как во второй вечер она говорила о враждебном отношении местного населения, об отсутствии собеседников и о том, что в конце 1950-х годов появилась возможность уехать в Россию, но они ею пренебрегли, потому что Алексей Федорович был связан с театром, потому что, строго говоря, и ехать-то было некуда. В столицы, где были друзья, – невозможно, а в провинции, практически, нечего было делать. Посылаю тебе прошенные тобою пять строчек…».
«Валерий Александрович Молдавер часто подолгу бывал в командировках в Узбекистане, где в один из приездов познакомился с Козловскими. Ученый и инженер, в своей профессиональной сфере он пользовался международным авторитетом. К тому же он прекрасно знал и любил литературу и историю, обладал безукоризненным вкусом и был феноменально начитан. О разносторонности его интересов говорит обширная библиотека, которую он собирал всю жизнь. Это был человек глубокого аналитического ума и большого личного обаяния. Поэтому естественно сложилась дружба его с Козловскими».
Галина Лонгиновна, прекрасно умевшая дружить, вовлекала в свою орбиту замечательных людей, знакомила их между собой. Благодаря ей познакомились многие ее адресаты, в том числе, из этой книги. Так однажды, выполняя поручение Галины Лонгиновны, В. А. Молдавер встретился в Переделкине с Е. Б. и Е. В. Пастернаками, после чего стал бывать в их московском доме, и однажды в конце 1970-х годов помог Е. Б. Пастернаку устроить выступление в одном из московских клубов.
Галина Козловская – Валерию Молдаверу20 марта 1972Милый Валерий Александрович!
Великое спасибо за посылочки, уже пьем чай и Вас вспоминаем. Я тут же перевела денежки за две посылочки. Мы особенно Вам благодарны. Потому что ведь мы заядлые, в некотором даже роде, прославленные чаевники.
Близость Чаеуправления (где так дивно всегда пахнет кофе) и почтамта[450] придали мне храбрости немножко злоупотребить Вашим временем и любезностью.
Что Вам сказать о нашем житье-бытье? Как говорится, «все изменилося под нашим зодиаком»[451], etc. Нам только и остается, что пить чай, ибо всё вокруг белым-бело и не разберешь, в каких мы живем широтах – то ли тундра, то ли Заполярье. Зиме нет конца, всё снега и снега. Сколько тут ни живем, не бывало такой долгой зимы. Обычно к концу февраля у нас уже отцветают фиалки и урюк. Единственно, кто упрямо твердит о весне «рассудку вопреки, наперекор стихиям»[452], – это жабка, живущая под полом моей комнаты. Она в полночь начинает свои призывы, и как-то радостно становится на душе и верится, что скоро будет тепло и в саду начнутся всяческие чудеса.
На днях нас опять тряхнуло – землетрясение в пять баллов. Живо напомнило лучшее из времен. Самое неприятное, что оно было до противности долгим.
Хочу поделиться с Вами одним потрясением. Должна признаться откровенно, что чудеса науки редко потрясают мое воображение, как, скажем, откровения искусства. Но вот на днях узнала нечто, что буквально не покидает меня, и я возвращаюсь мыслями к этому по сто раз на дню.
Мне рассказали (правда, со вторых рук), что в некоем научном учреждении в оранжерее росли три пальмы. К ним была подключена наисовременнейшая аппаратура, которая регистрировала все, связанное с ростом, изменениями и процессами их внутренней, так сказать, жизни.
И вот однажды в оранжерею пришел рабочий с топором и начал рубить и срубил одну из пальм. В это время с приборами на двух остальных пальмах начало твориться что-то невероятное. Они показывали смятение, ужас, и стрелки метались как безумные. Затем, когда злодеяние было совершено, они постепенно успокоились. Но главное чудо впереди.
Затем, всякий раз, когда в помещение входил именно тот самый человек (уже без топора), пальмы, то есть приборы на пальмах, регистрировали всё те же явления. Всё каждый раз повторялось снова.
Значит, деревья помнят и наделены душой.
Я и раньше была древопоклонница, а сейчас я гляжу на них с великим изумлением.
Вы человек науки. Найдите мне подлинный источник этого открытия (бестолковые бабы ничего толком не смогли мне рассказать, где было напечатано). Вдруг Вам повезет – тогда поделитесь со мной, тем, что узнали. Ужасно хочется узнать всё подробно[453].
Думаете ли приехать к нам в наши края? Дайте о себе весточку. Нине[454] и Кларе[455] скажите, что им напишу в ближайшие дни, а пока обнимаю их. И я, и Алексей Федорович сердечно Вас приветствуем.
Ваша Галина ЛонгиновнаГалина Козловская – Валерию МолдаверуДекабрь 1972Милый, милый Валерий!
Примите от нас обоих самые сердечные, самые горячие пожелания самого большого счастья и всего прекрасного в наступающем Новом году. Мне так хочется, чтобы кому-то на свете было по-настоящему хорошо – а Вам в особенности.
И я верю, что так и будет, – вот увидите, дорогой.
Мы очень ждем Вашего приезда. Вот было бы славно встретить вместе Новый год, хотя, конечно, Вам лучше быть с мамой и сестрой, чтоб не разлучаться. (Я ужасно в этом суеверна.) Напишите, когда приедете, – может, урвете минуточку.
Мы тут попиваем чаек, Вас вспоминаем, спасибо за заботу о двух чайных пропойцах. Получили ли денежки, отправленные тотчас же? Как здоровье Нины? Всё ли хорошо?
Есть ли у Вас экслибрис? Посылаю Вам наши – работы Кедрина. Александра Федоровича – афрасиабский[456] козлик, выбивающий копытцами па на-гора, и мой, отражающий мои хореографические устремления.
В новогоднюю ночь стряхните снег с какой-нибудь северной елки и вспомните нас, азиатских друзей.
Боже, как много вспомнится в этот час!
Будем думать о хороших людях и желать им добра, а значит, и о Вас вспомним и выпьем за Ваше здоровье и счастье. С Новым годом, дорогой.
Ваши Галина Лонгиновна и Алексей ФедоровичГалина Козловская – Валерию Молдаверу8 сентября 1973Валера, милый!
Посылаю Вам наконец рожденный в муках ex libris. Бородач, хоть и попыхтел, пока сделал то, что мне хотелось, но и он, кажется, тоже доволен. Мне нравится, и очень бы хотелось, чтоб и Вам было приятно на него смотреть.
