Николай Молчанов - Генерал де Голль
Генерал де Голль говорил, что операция в отношении НАТО — «это последняя важная битва моей жизни». Она, конечно, оказалась не последней, но зато весьма важной. Ее можно поставить в один ряд с борьбой де Голля за создание бронетанковой армии в 30-е годы, даже с подвигом 18 июня 1940 года, с борьбой против ЕОС, с прекращением алжирской войны, то есть с теми этапами биографии генерала, когда он решительно воплощал волю Франции, служил ее национальным интересам. Он снова проявил исключительные качества великого политического деятеля, способного идти к цели сквозь множество препятствий, преодолевая их с необычайным терпением и выдержкой. Против него были правительства всех атлантических стран, с которыми он не мог в силу своих классовых позиций порвать. Надо было совместить, казалось бы, несовместимые цели: выйти из системы интеграции НАТО и при этом не только не подорвать, но укрепить позиции капиталистической Франции. И он действовал один. Если де Голль и пытался приобрести поддержку Аденауэра и даже Макмиллана, то уж во всяком случае не просил ее. Он искусно создавал такую политическую ситуацию, при которой мог делать то, после чего другой буржуазный политик немедленно потерял бы власть. Ведь де Голль снова шел на конфликт со своим классом, с основной частью буржуазии Франции, которая молилась на Атлантический союз как на божество, обеспечивающее сохранение классового господства. Но, как и всегда, он не отрекался от своего класса, а просто глубже, лучше, дальновиднее понимал смысл событий. Он встречал сопротивление всех традиционных политических партий, от «независимых» до социалистов. Ведь, кроме коммунистов, никто не ставил под сомнение НАТО, считая необходимым самое активное участие в этой организации. И он нанес тщательно рассчитанный удар в самый подходящий момент ослабления престижа и влияния США из-за войны во Вьетнаме, валютного кризиса, в момент растущей тенденции к поискам соглашений с Востоком.
Операция в НАТО была, однако, лишь частью политики величия. Эти и другие действия де Голля ограничивались рамками Атлантического блока или «малой Европы». Но он был политическим деятелем глобальных идей и мыслил в масштабах не стран, даже не континентов, а всего мира. «Франция, — говорил де Голль, — поскольку она является Францией, должна проводить в мировых делах мировую политику». Он понимал, что величие Франции может быть обеспечено только в связи с решением мировых проблем и с важнейшей из них — с проблемой отношений двух социальных систем. Правительства других западных держав, разумеется, действовали по-своему и по-разному в этом направлении. Чтобы опередить своих партнеров, де Голль и здесь проводит политику несравненно более широкого размаха. Тем более что он мог опираться на такой фактор, как особые исторические связи России и Франции, на свое стремление к независимости, на возросший в результате его усилий авторитет Франции. В «Мемуарах надежды» де Голль писал: «Я решил, что общее положение изменилось по сравнению с тем, каким оно было во время создания НАТО. Для всех стала очевидной невероятность версии о возможности похода с советской стороны для завоевания Запада… Однако, если не воюют, рано или поздно надо заключать мир… Для французов Советская Россия — великая страна, наш союзник в двух мировых войнах. Своей храбростью и своими бесчисленными жертвами она обеспечила окончательную победу, и без ее участия сегодня немыслимо обеспечение мира».
Эти мысли генерал в своих воспоминаниях относит еще к 1958 году. Уже тогда он выражал тенденции к сближению с Советским Союзом. Еще в 1960 году де Голль вел переговоры с советской правительственной делегацией в Париже, во время которых проявились взаимное стремление двух стран к сближению и общность взглядов по отдельным аспектам германской проблемы. Однако положительные результаты этой встречи вскоре были ослаблены обострением напряженности из-за срыва совещания на высшем уровне, усиления разногласий в германском вопросе, из-за карибского кризиса.
Вопрос о сближении с Советским Союзом приобретает для де Голля все большую актуальность по мере усиления его независимых внешнеполитических тенденций. В 1964 году Франция и СССР заключают долгосрочное торговое соглашение, а в следующем году — соглашение о совместном внедрении системы цветного телевидения, а также соглашения о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии, о научно-техническом сотрудничестве, об изучении космического пространства. Состоялся обмен взаимными визитами министров иностранных дел Франции и СССР. А в 1966 году генерал де Голль по приглашению Президиума Верховного Совета СССР и Советского правительства нанес в СССР официальный визит.
Этот крупнейший шаг де Голль не случайно сделал именно в 1966 году. Он считал, что теперь он имеет полное моральное право, укрепив позиции Франции, достойным образом решить задачу сближения с Советским, Союзом, поставленную им сразу после прихода к власти в 1958 году. Поездка де Голля рассматривалась им как новое важное проявление борьбы за величие Франции с помощью проведения независимой политики. Как ни значительны были его успехи в этой политике в рамках Западной Европы, в отношении НАТО и Соединенных Штатов, они еще не поднимались до уровня решения важнейшей мировой проблемы — разрядки международной напряженности. Без активного, широкого, самостоятельного участия в решении этой проблемы не могло быть и речи о мировой политике великой мировой державы, что было важнейшей целью де Голля. Он считал, что разрядка международной напряженности «является в первую очередь европейской проблемой», что из Европы должны предприниматься важнейшие действия в этом направлении. По мнению де Голля, «для этого дела Советский Союз и Франция избраны историей, самой их природой и волей их народов».
На Западе писали, что в Москве в 1966 году Шарль де Голль искал поддержки, которая защитила бы Францию в случае новой вспышки огня со стороны Рейна, а также против слишком тяжелого покровительства США. Возможно, что эти соображения играли определенную роль. Однако, в отличие от визита в Москву 1944 года, речь не шла о заключении военно-политического союзного договора; обстановка в Европе и в мире стала иной и выдвигала другие задачи. Тем не менее старинные Традиционные факторы франко-русского союза, вероятно, вдохновляли де Голля, для которого история всегда служила базой политических решений. Новый поворот к Москве отражал, как всегда, доминирующее в мировоззрении де Голля убеждение в высшей ценности национального элемента по сравнению с идеологическими факторами. Поэтому для него восстановление независимости Франции совершенно естественно подразумевало отход от США и одновременно сближение с СССР при сохранении независимого положения Франции между двумя крупнейшими державами мира. Нельзя сказать, чтобы в «советской» политике де Голля не было некоторой доли иллюзий, связанных с теорией «конвергенции» двух социальных систем. Мечтая об объединении Европы «от Атлантики до Урала», он считал условием этого социальные и политические изменения в природе социалистических и капиталистических стран. Не случайно в одном из выступлений в Москве он говорил, что современные народы «подчиняются законам одной и той же механической и научной цивилизации». Однако в той же речи это сомнительное утверждение сопровождалось реалистическим подчеркиванием «очень различных режимов» в СССР и во Франции. Поскольку советские руководители исходили в переговорах с де Голлем именно из такой реалистической оценки положения вещей, это создавало деловую атмосферу, исключавшую идеологическую путаницу. Все понимали, что речь идет о межгосударственном сотрудничестве стран разного социального типа. Никаких недомолвок, неискренности, никакой игры в традиционном духе буржуазной дипломатии.
