Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Знала ли о присутствии Оксаны в жизни Владимира сама Марина? Туг мнения расходятся. Кто-то считает, что догадывалась, другие утверждали: точно знала, третьи — категорически опровергают и догадки, и знание.
На второй или третий день после похорон Высоцкого Марина позвонила Туманову и попросила его срочно приехать. «Дома за столом сидело человек десять, — вспоминал Вадим Иванович. — И вдруг Марина обращается ко мне: «Вадим, я считала тебя своим другом, а ты молчал, что у Володи здесь была женщина» Правда это или нет?» Об этом ей сказал один из Володиных приятелей. Я ответил: «Марина, во-первых, даже если бы это была правда, я все равно бы ничего тебе не сказал. Во-вторых, это чистая чушь, и тот, кто тебе это сказал, — он среди нас, — это настоящая сволочь. И мне очень неприятно, что все это происходит, когда не время и не место об этом говорить, даже если бы что и было». Все молчали. Я повернулся и уехал»
***Каждый из тех, кто в последнее время находился рядом, старался напоследок выжать из него все возможное. Оправдывались тем, что только работа способна уберечь Высоцкого от беды.
— Володя, тебя ждут, надо ехать, мы за тобой заезжаем, — звонили обычно Гольдман или Янклович.
Он уже даже не спрашивал куда. Приезжал, ему подавали гитару. Он пел, пересказывал накатанный текст, изредка допуская какие-то отклонения, — и, получив расчет, все уезжали. К деньгам он никогда не прикасался. «Однажды я заметил, что администраторы обманывают Высоцкого при оплате концертов, — говорил Борис Хмельницкий, — и сказал ему об этом. А он мне ответил: «Боря, я знаю. Но зачем мне еще на это тратить свою энергию? Да я лучше песню напишу за это время, чем буду выяснять отношения с администраторами. Ну их к лешему...»
Сегодня Подмосковье, завтра... Что завтра? Калининград, самолет утром. А зачем самолет-то, тут на машине — час-полтора. Это не тот Калининград, а тот, что бывший Кенигсберг, на Балтике.
«Он был готов ехать куда угодно, — рассказывал мне один из организаторов той поездки Владимир Конторов, передавая пленку с записью одного из калининградских концертов. — Лишь бы гарантировали «лекарство»...»
Я слушал эту пленку с записью калининградского концерта уже после смерти Владимира Семеновича. Все традиционно, только чуть царапнула некоторая двусмысленность, произнесенных как бы между прочим, случайных фраз: «...Спасибо. Я не унесу все это... А врачи еще раздумывали, пускать меня в Калининград или нет? Они ошибались. Я им скажу, что вы мне такой заряд дали... так повысили настроение, что я даже не собираюсь болеть...», «Спасибо. Спасибо большое... Вы меня завалили, как братскую могилу, цветами...»
В театре то шеф, то Дупак тоже настаивали: «Володя, надо поработать. Сейчас, перед Олимпиадой, вся Москва переполнена ВИП-гостями — японцы, французы, немцы, демократы, и всем нужна Таганка, Гамлет нужен, ты же понимаешь...»
По пути из Красной Пахры в Москву Владимир случайно встретил Трифонова. Остановился, поздравил с премьерой «Дома на набережной». «Он всегда, когда видел меня на дороге, останавливал машину, — рассказывал Юрий Валентинович, — выходил и очень торжественно целовался, у него была такая манера — никогда не мог просто проехать. Вид у него был чрезвычайно обеспокоенный и встревоженный. Я говорю: «Володя, вы сегодня придете на банкет?» Он не участник спектакля, но все равно мне очень хотелось, чтоб он был...
«Нет, Юрий Валентинович, простите, но я уезжаю». — «Куда?» — «На лесоповал». В Тюмень куда-то, он сказал, в Западную Сибирь. Я был, конечно, страшно удивлен: ведь сезон в театре еще не закончился, какой лесоповал? Мы простились, на другой день я сам улетел... В последнее время он был обуреваем какими-то порывами куда-то мчаться, совершать совершенно фантастические поступки...»
Потом Владимир заехал на Таганку, нужно было решить кое- какие вопросы с Любимовым. Но в театре сказали, что шеф дома, захворал. Ну что ж, грех не навестить больного. Высоцкий отправился к Юрию Петровичу домой.
«Я заболел, а жена с сыном Петей были в Будапеште, — вспоминал Любимов. — У меня была температура: сорок и пять десятых, я был в полубессознательном состоянии. И кто-то назойливо звонит в дверь. А я уже медленно соображаю. И долго шел до двери. Я открыл, зашел Владимир:
— Что же вы делаете, вы что, один, и никого нет?
Я говорю:
— Да, Володь, ничего страшного.
— Как? Что вы!
Сказал: «Подождите». И уехал. Привез мне какое-то лекарство. Оказывается, он ездил в американское посольство! Там милиция — а он с ходу на своем «мерседесе» въехал. Те: «А-а-а!» — а уже все — проскочил! Пошел там к какому-то советнику знакомому своему. И сказал, что очень плохо с Любимовым, дайте самый лучший антибиотик, у него сильнейшая температура. И они дали какой-то антибиотик И он мне его привез...»
А насчет Сибири он, действительно не шутил. Идея Марины — забраться куда-нибудь подальше, ото всех отгородиться, надышаться чистым воздухом, уснуть, проснуться — и почувствовать хоть какие-то желания, кроме одного, — казалась ему разумной, должна была обязательно принести результат! То и дело созванивался с Тумановым, о чем-то долго уговаривался. Играл с самим собой. Подошел к полке с книжками, посмотрел вскользь. Юрий Карякин «Самообман Раскольникова». Вытащил, полистал, но читать не стал, положил на пол, рядом с постелью. Потом...
В театре «Гамлет». Алла Демидова — Гертруда была одной из немногих, перед кем Высоцкий рискнул «приподнять занавес за краешек» его страшной тайны: «Он мне как-то сказал: «Алла, я нашел лекарство, которое полностью перекрывает действие алкоголя»... Я встретила его перед спектаклем вдрызг пьяного. «Володя, — говорю, — как же ты будешь играть». А он мне в ответ: «Как всегда». И на сцену совершенно трезвым вышел... Я просто физически почувствовала, что из него бьет энергия. У меня поползли мурашки по телу. Я зашла за его спину — ничего нет. Опять перед ним — чувствую поток
У человека семь чакр, и они расположены по линии позвоночника. Актеры пользуются в основном нижней — сексуальной. Иногда так темпераментно играют, что даже попы сжимаются. И действует!.. Высоцкий играл анахатой — грудной чакрой. Она бьет энергией, как луч карманного фонаря. Поэтому сбоку ее не чувствуешь, и зрители, сидящие в зале по краям, ничего не воспринимали, а у тех, что в центре, мурашки по коже... Он меня предостерегал не прикасаться к наркотикам, так как знал, чем все заканчивается. Потом нас спрашивали, почему его не остановили. Но это все равно, что хватать голыми руками взлетающий самолет...».
***Как-то, сидя у Володарского в Красной Пахре, Высоцкий обмолвился: «Не дай Бог подохнуть. Ксюха одна останется, я же ей и отец, и любовник, и опекун...» Его преследовала очередная идея- фикс — обвенчаться с Оксаной. А ей нравилось играть в кошки- мышки. Когда Высоцкий время от времени говорил: «Я хочу, чтобы ты была моей женой», Оксана кокетничала: «Ты — двоеженец, мы не можем с тобой венчаться».
