Эдвард Радзинский - «Друг мой, враг мой…»
Жена сказала:
– Вечером звонил Поскребышев. Велел уничтожить портрет Ш. Бедная Катя, боюсь, что у нее будут неприятности…
И я решился поговорить с Кобой.
«Веселый» конец руководства РККА
В это время я должен был подготовить и доложить Кобе план устранения белогвардейского генерала Миллера, возглавившего теперь в Париже (после убийства Кутепова) Русский общевоинский союз. Кобу очень беспокоил этот генерал. Речи Гитлера были полны угроз в адрес СССР. Нам стало известно, что немецкие агенты ведут разработку Миллера. Он был обрусевший немец. Коба, как всегда, думал наперед. В случае будущей войны ему совсем не хотелось видеть русские эмигрантские отряды в рядах немецкой армии.
В кабинете Кобы за столом сидели Ежов и Молотов.
Карлик привез список арестованных на подпись. (Коба старательно соблюдал партийные законы. Он не просто расстреливал высших партийцев. Все предложения о высшей мере сначала поступали в ЦК партии на утверждение. Списки принимались коллегиально. Только после этого Генеральный секретарь Сталин их подписывал. Причем не один – обязательно вместе с соратником, чаще всего с Молотовым.)
Просмотрев списки, Коба привычно прошелся по ковровой дорожке (я, как всегда при таких разговорах, уселся в конце стола).
– Серьезный список, – сказал он, – сто тридцать восемь человек. Все занимали видные места в наших вооруженных силах. Поэтому я хочу, чтобы ты, Николай, прочел вслух нам каждую фамилию.
Ежов начал читать. Чтение ожидалось долгим – сто тридцать восемь претендентов на расстрел! И каких! Здесь были все заместители наркома обороны СССР – маршал Егоров, генералы Алкснис, Федько, два брата Орловы, двадцать два руководителя Генерального штаба плюс начальники всех управлений наркомата обороны, среди них мой бывший начальник Берзин – глава нашей контрразведки. Командующие войсками всех военных округов: Урицкий (Московский), Дыбенко (Ленинградский), Белов (Белорусский), Гарькавый (Северо-Кавказский)…
Наконец Коба утомился:
– Менее важных, Николай, давай суммарно.
– Восемьдесят восемь старших командиров военных округов, – монотонно читал Ежов, – восемь начальников военных академий, двадцать шесть профессоров и преподавателей…
– Далее, – прервал Коба.
Пошел флот.
– Нарком Смирнов П. А. – Смирнов, кажется, тоже жил в нашем доме, но встречал я его редко, совсем не запомнил. Ежов назвал имена всех его заместителей, начальника штаба морских сил, командующих флотами и, видя нетерпеливое лицо Кобы, «закончил суммарно»: – И двадцать два военно-морских командира высокого ранга.
Коба молча взял листы. Нашел последний.
– Ну как, Вячеслав? Все они шпионы разных разведок. Будем обсуждать каждую кандидатуру или суммарно?
– Блядьи дети, – кратко отозвался Молотов и подписал «суммарно».
Подписал «суммарно» и Коба. Положил последний лист с резолюцией на стол передо мной. «За расстрел всех 138 человек. И. Ст., В. Молотов».
На моих глазах закончило жить все военное руководство страны.
– «Если возможно, значит, не исключено!» – вот заповедь бдительности вашего НКВД, – сказал Коба.
Ежов слушал. В безумных глазах – восхищение, восторг.
– Учимся у вас, товарищ Сталин. Каждый день!
– Еще какие предложения у тебя?
– Надо что-то делать с Буденным, – сообщил Ежов, собирая листы. – У него жена – певица Большого театра, она ходит по посольствам, путается черт-те с кем. Короче, у нас все основания подозревать, что она стала шпионкой и склонила к тому же Буденного. У него есть оружие – пулемет. Он его не сдал. Обязан был сдать сразу после Гражданской войны. Но держит на даче под Москвой на чердаке. Может, неспроста? Покушение готовит? – Глаза у Ежова горели. – Буденный сейчас живет на даче. Можно его взять вместе с пулеметом.
Я понял, что теперь из всех маршалов, изображенных на ее картине, останется один Ворошилов. Но я ошибся.
– Ты, Ежов, принимать парад на коне сможешь? Вячеслав вроде такой же наездник, как и ты… – Коба прыснул в усы. – Нет, товарищ Буденный нам нужен. Буденного оставим.
– Я к нему машину хотел отправить, – растерялся Ежов.
Коба задумался. Потом разрешил:
– Отправляй. Но пусть твои люди не вылезают из нее. – И опять прыснул в усы.
Ежов вышел в секретарскую – распорядиться.
– Сейчас будет цирк, – сообщил весельчак Коба.
…Прошло более получаса, когда в кабинете появился Поскребышев.
– Товарищ Сталин, вам звонит товарищ Буденный. Просит срочно соединить.
Коба подмигнул, включил громкую связь. Послышался задыхающийся голос Буденного:
– Товарищ Сталин! Черная машина у самой дачи. Это – за мной. Хотят арестовать! Положения наша плохая!
– Не кричи. Скажи спокойно – что они делают?
– Сидят пока в машине у дачи.
– А может, не за тобой? Просто проезжали, живот заболел, остановились.
– За мной! Точно за мной.
– Почему так уверен, Семен? Может, грехи какие за тобой?
– Грехов нет, никаких, клянусь! Оппозиций никаких!
– Оппозиций нет, говоришь? А пулемет есть. Зачем пулемет на даче держишь?
– С Гражданской войны, товарищ Сталин. Храню на память… Товарищ Сталин, один вылез из машины… Сейчас заберут…
– Где пулемет?
– На чердаке.
– Отличная боевая точка. Ты заляг там и жди. Я пришлю подмогу.
– А если они сейчас придут?
– Стреляй на поражение. Что, мне тебя учить? Бей гадов!
До позднего вечера пролежал у пулемета герой Гражданской войны. До позднего вечера стояла у дачи машина и около нее расхаживал чекист. Наконец весельчак Коба сжалился, позвонил маршалу:
– Всё уладил. Но с Ежовым побеседуй и пулемет сдай. Я тоже, как ты знаешь, участвовал в Гражданской, но пулеметов не храню.
Мне рассказали, что на следующий день Ежов позвонил Буденному и описал ситуацию с женой. Буденный знал правила: право на жизнь придется оплатить.
Бесстрашный конник, разгромивший генерала Мамонтова, полный царский георгиевский кавалер, участник всех войн с начала века, сам повез жену к нам на Лубянку. Правда, не на коне – на автомобиле. И многие у нас пошли посмотреть. Каюсь – и я.
Он вошел в здание, жалко горбясь, с поникшими усами, но в маршальской форме. За ним брела заплаканная красавица.
Уже покинув страну, после смерти Кобы, я слышал, будто вернулась она из лагерей седой сумасшедшей беззубой старухой. И все рассказывала, как ее там насиловали.
Но все это потом. А тогда… Наконец-то все разошлись, мы остались в кабинете вдвоем с Кобой.
