Альберт Шпеер - Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945
Короче говоря, мои предположения были сродни заблуждениям Гитлера. Когда я в следующий раз приехал в Оберзальцберг, Йодль, не скрывая иронии, сказал мне, что, кроме всего прочего, я начал претендовать на роль кабинетного стратега, правда, Гитлер отнесся к моей идее очень серьезно. 5 июня 1944 года Йодль записал в своем дневнике: «На территории самой Германии следует создавать армии сокращенной численности и затем, по мере надобности, пополнять их отпускниками и выздоравливающими. Шпеер по срочной программе обеспечит их оружием. Численность отпускников неизменно составляет триста тысяч человек, что соответствует десяти – двенадцати дивизиям»[265].
На самом деле, хотя ни мне, ни Йодлю ничего об этом не было известно, давно существовала организационная схема подобной операции. Еще с мая 1942 года в плане под кодовым названием «Валькирия» были детально разработаны меры для срочной мобилизации соединений и солдат, находившихся в Германии, на случай внутренних беспорядков и чрезвычайных обстоятельств[266].
Теперь и Гитлер проявил интерес к этой проблеме, и 7 июня 1944 года в Оберзальцберге состоялось особое совещание, в котором участвовали также Кейтель, Фромм и полковник фон Штауффенберг.
Графа Штауффенберга на должность начальника штаба армии резерва выдвинул генерал Шмундт, главный адъютант Гитлера. Как объяснил мне Шмундт, он надеялся, что Штауффенберг, считавшийся одним из самых энергичных и компетентных офицеров немецкой армии, сумеет стимулировать сникшего Фромма. Да и Гитлер время от времени призывал меня теснее сотрудничать со Штауффенбергом и во всем ему доверять. Несмотря на боевые ранения, Штауффенберг (он потерял на фронте глаз, правую руку и два пальца левой руки) сохранил юношеский оптимизм и обаяние. Его характер формировался под взаимоисключающим влиянием окружения поэта Штефана Георге и Генерального штаба, а потому Штауффенберг был на удивление возвышенной натурой и в то же время по-военному педантичен. И без рекомендации Шмундта мы поладили бы со Штауффенбергом. После событий, которые всегда будут ассоциироваться с его именем, я часто думал о нем и решил, что самой подходящей для него характеристикой была бы фраза Гёльдерлина: «Если не рассматривать такого человека в контексте суровых обстоятельств, подавляющих его нежную душу, то его характер кажется противоестественным и парадоксальным».
Это совещание имело продолжения 6 и 8 июля. Гитлер, Кейтель, Фромм и остальные офицеры сидели за круглым столом у большого окна в гостиной Бергхофа. Штауффенберг, сжимавший очень пухлый портфель, оказался рядом со мной. Он подробно рассказал, как армия резерва будет осуществлять план «Валькирия». Гитлер слушал внимательно и одобрил большинство предложений. Наконец-то он решил – в случае начала военных действий на территории рейха – передать военному командованию всю исполнительную власть, а политической администрации, то есть гауляйтерам – как рейхскомиссарам по обороне, – оставить лишь функции советников. Военному командованию предоставлялось право отдавать все необходимые приказы федеральным и местным чиновникам без согласования с гауляйтерами.
Случайно или умышленно, но тогда в Берхтесгадене собралось большинство главных военных участников заговора. Как теперь мне известно, всего за несколько дней до тех совещаний они решили совершить покушение на Гитлера, и бригадный генерал Штифф уже приготовил бомбу. У меня возникли разногласия с Кейтелем по вопросу о призыве в армию рабочих, имевших отсрочку, и 8 июля я встретился с генералом Фридрихом Ольбрихтом для обсуждения этой проблемы. Как часто бывало и прежде, Ольбрихт стал жаловаться на трудности, неизбежно возникающие из-за разделения вооруженных сил на четыре рода войск. По его словам, если бы не существующее между родами войск соперничество, сухопутные армии можно было бы пополнить сотнями тысяч молодых солдат из военно-воздушных сил.
На следующий день в отеле «Берхтесгаденер-Хоф» я встретился с генерал-квартирмейстером сухопутных войск Эдуардом Вагнером, начальником службы связи при Верховном главнокомандовании генералом Эрихом Фельгибелем, помощником начальника Генерального штаба генералом Фрицем Линдеманом и начальником организационного управления Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) Хельмутом Штиффом. Все они были участниками заговора, и ни одному из них не суждено было прожить больше нескольких месяцев. В тот день все они пребывали в весьма беззаботном настроении, как часто бывает с людьми, принявшими судьбоносное решение и понимающими, что отступать некуда. В «Служебном дневнике» отмечено мое удивление их несерьезным отношением к катастрофическому положению на фронте: «По словам генерал-квартирмейстера, трудности весьма незначительны… Генералы не видят в ситуации на Восточном фронте оснований для тревоги».
Всего за неделю или две до этой встречи генерал Вагнер обрисовал Гитлеру ту же самую ситуацию в самых мрачных тонах и в общих чертах изложил свои требования к военной промышленности в случае дальнейшего отступления. Требования были совершенно неисполнимыми, и сейчас я склонен думать, что его единственной целью было показать Гитлеру: армию больше невозможно обеспечивать вооружением и мы катимся в пропасть. Я не присутствовал на том совещании, а мой помощник Карл Заур отчитал гораздо более старшего генерал-квартирмейстера, как провинившегося мальчишку, и Гитлер его поддержал. Я пригласил Вагнера, чтобы продемонстрировать мое неизменное расположение к нему, а натолкнулся на полное равнодушие к столь тревожившей его прежде проблеме.
Мы детально обсудили печальные результаты несовершенства системы снабжения войск. Генерал Фельгибель рассказал о разбазаривании людей и материалов только из– за того, что каждый род войск имеет собственную систему связи, к примеру, военно-воздушные и сухопутные силы проложили отдельные линии связи в Афины и Лапландию. Сотрудничество в подобных вопросах привело бы не только к экономии средств, но и увеличило бы боеспособность войск, однако Гитлер и слышать не желал ни о каких переменах. Я также перечислил преимущества единоначалия в производстве вооружения для всех родов войск.
Несмотря на частые откровенные беседы с заговорщиками, я понятия не имел об их планах. Только однажды у меня возникли кое-какие подозрения, но не в ходе тех бесед, а из-за одного замечания Гиммлера. Где-то в конце осени 1943 года мне довелось услышать обрывок разговора Гиммлера с Гитлером:
– Значит, вы согласны, мой фюрер? Тогда я поговорю с «серым кардиналом» и притворюсь, что готов сотрудничать с ними.
