Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг
Товарищ Ежов! Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. Привлекайте к делу Таль и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов.
Привет!
И. Сталин
Слова Сталина произвели мгновенный эффект. Уже j декабря вторая и третья фразы резолюции были напечатаны в “Правде”, но вместо “лучший, талантливейший” появилось “лучший, талантливый”. Опечатка? Или продолжение того бюрократического сопротивления, о котором писала Лили и которое уже объявлено Сталиным “преступлением”? В любом случае правильная формулировка была опубликована в “Правде” 17 декабря, и в этот же день Триумфальную площадь в Москве переименовали в площадь Маяковского.
По словам Пастернака, этим Маяковского “стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине”. Это стало, прибавил он, “его второй смертью. В ней он неповинен”. Под второй смертью Маяковского Пастернак имел в виду то, что положение первого поэта Советского Союза повлекло за собой обязательное очищение его биографии в соответствии с нормами социалистического реализма; он перестал быть живым поэтом, стал памятником, именем которого называли города, улицы и площади. Канонизация произошла в эпоху, когда большевики вовсю занимались созданием народных кумиров. В каждой области выбирался один образец, который должен был служить примером. Рабочий номер один — Стаханов, трактористка с тем же порядковым номером — Ангелина, хлопкороб — Мамлакат, клоун — Карандаш, диктор — Левитан, режиссер — Станиславский, летчик — Чкалов, пограничная собака — Ингус и так далее. Точно так же у советской литературы было два рабочих-ударника: поэт номер один Владимир Маяковский и прозаик номер один Максим Горький.
Канонизация привела к тому, что Маяковского стали печатать массовыми тиражами, но за исключением академических изданий выбор был весьма тенденциозным: главное внимание уделялось политически корректным произведениям, тогда как ранние, футуристические стихи практически не издавались. Его политический профиль тоже пригладили — “Баню”, например, поставили опять только после смерти Сталина. По тем же причинам затушевывалась — а к концу 70-х годов стала совсем замалчиваться — его связь с Бриками: советский поэт не должен был иметь такую сложную семейную жизнь, в особенности с евреями;
логичным результатом этой политики стало закрытие в 1972 году Музея Маяковского в Гендриковом переулке, созданного благодаря письму Лили Сталину Для того чтобы полностью вытравить Лили из биографии Маяковского, были предприняты серьезные попытки найти ей замену в качестве главной любви его жизни. Выбор пал на Татьяну Яковлеву. Учитывая ее биографию, выбор не идеальный, но тот факт, что она была эмигранткой, компенсировался тем, что в ее жилах не имелось ни капли еврейской крови.
Сложившаяся ко времени падения советской власти ситуация была абсурдной. Все мало-мальски знакомые с биографией Маяковского знали, что большую часть жизни он прожил вместе с Лили, которой посвятил не только отдельные стихотворения, но и свое Собрание сочинений. Тем не менее официально она не существовала. Таким же ложным было представление о Маяковском как поэте. Когда пал Советский Союз, пал и Маяковский — тяжело, как во времена революций падают памятники. Несмотря на то что во многом он сам был жертвой, большинство людей видели в нем представителя ненавистной системы, официозного поэта, чьи стихи их заставляли учить наизусть. О том, что он писал не только дифирамбы Ленину и революции, но и замечательные любовные стихи, знали немногие. Когда после распада СССР была перекроена литературная иерархия, Маяковский исчез из учебных планов и книжных магазинов. Это стало его третьей смертью — ив ней он был не повинен.
Постскриптум
Несмотря на все нелепые стороны канонизации Маяковского, одно положительное последствие она имела: чистки тридцатых годов обошли большинство людей его ближайшего окружения. Они считались важными свидетелями жизни великого советского поэта, и многие из них были нужны для составления Собрания его сочинений.
По всей вероятности, письмо Лили, соавтором которого, судя по всему, был Осип, попало к Сталину при посредничестве
Письмо Л.Ю. Брик с резолюцией Сталина.
Виталия Примакова, высокопоставленного военного, с которым Лили познакомилась осенью 1930 года и с которым она потом соединила свою жизнь. Примаков был на семь лет моложе ее, он был героем Гражданской войны, но и талантливым автором рассказов и стихов. У него было поразительное, полное при-
ключений прошлое — военный советник в армии Сунь Ятсена в 1925–1926 годы, военный атташе (и командир) в Афганистане в 1927-м, военный атташе в Японии в 1929-1930-6, — и этим он отчасти напоминал Краснощекова. В начале тридцатых годов профессия бросала Примакова в различные регионы Советского Союза и за пределы страны, и Лили везде его сопровождала. Весну 1933 года они, например, провели в Берлине, где Примаков изучал современную военную технику в немецкой Военной академии. Но их счастье оказалось кратковременным, в августе 1936-го Примакова арестовали по обвинению в участии в военном заговоре против Сталина и спустя год казнили, после того как он под пытками во всем признался.
После его смерти, которую Лили переживала мучительно, лефовец Василий Катанян переехал к ней в квартиру, где по-прежнему обитал еще один жилец — Осип, с которым Лили так никогда и не рассталась.
В тридцатые годы Осип работал чрезвычайно продуктивно, писал статьи о Маяковском, оперные либретто, киносценарии и перерабатывал романы для театра. Во время войны он сочинял тексты для Окон ТАСС. Он умер от сердечного приступа незадолго до конца войны, в феврале 1945 года. Его Женя умерла почти на сорок лет позже, в 1982-м.
Лили пережила Осипа более чем на тридцать лет. В августе 1978 года она покончила жизнь самоубийством, тем самым выполнив пророчество из сна, который увидела 4 июня 1930 года: “При- снился сон — я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: “все равно ты то же самое сделаешь”. Так и случилось, но с помощью снотворного, а не пули.
Василий Катанян, с которым Лили жила до самой смерти, всю свою жизнь посвятил Маяковскому. Он главным образом известен как автор “Хроники жизни и деятельности” поэта, выпущенной четырьмя изданиями. Он умер через два года после Лили, в 1980-м. Его первая жена Галина, которую он оставил в 1937 году из-за Лили и которая так и не смогла простить ему это, написала очень умные и пронзительные воспоминания о Маяковском и лефовском круге. Их публикация стала возможна только
