Александр Городницкий - Атланты. Моя кругосветная жизнь
Штат Нью-Джерси состоит из множества маленьких городков. Это уже одноэтажная или, по крайней мере, двухэтажная Америка, «спальные районы» Нью-Йорка. Здесь зелено, пустовато днем, когда все на работе, но тихо и спокойно, и тебя не покидает ощущение, что находишься где-то на даче, когда выбираешься сюда из каменных нью-йоркских джунглей. В одном из таких домов в тихом городке Мотаван живут мои многолетние друзья Андрей и Оксана Розены, у которых я обычно останавливаюсь, когда приезжаю в Нью-Йорк. Здесь я неоднократно встречался с моим старым другом Игорем Губерманом и другими приезжающими на гастроли в США поэтами и бардами.
Мне довелось пару раз выступать в штате Нью-Джерси в комплексе оздоровления пожилых людей, который называется «Шерри-Хилл» – «Вишневый холм». Это удивительное заведение, и таких в Америке немало. Утром по дороге на работу сюда привозят своих пожилых ближайших родственников, а вечером, после работы, забирают домой. В «Шерри-Хилл» американских пенсионеров обеспечивают медицинской помощью, выдают необходимые медикаменты. Можно только мечтать о таком социальном обеспечении для наших российских стариков. Хотелось бы надеяться, что и мы когда-нибудь до этого доживем.
Неподалеку от Нью-Джерси располагается еще один зеленый городок, который называется Фаэрлон, что на русский язык переводится как «Ясная поляна». Городок этот действительно напоминает знаменитые толстовские места в Тульской губернии, да и природа очень похожая. Здесь живут мои друзья Татьяна и Виктор Геллеры, приехавшие сюда много лет назад из Одессы.
В Америке самым неожиданным образом вспоминаются лирические истории, героини которых жили когда-то в Советском Союзе. Вспоминаю, как в 60-м году, когда я работал в моем родном Ленинграде, в Научно-исследовательском институте геологии Арктики, я весьма активно ухаживал за очень красивой девушкой, Лидой Карасиной, которая была переводчицей в нашем институте. В моем воображении она напоминала знаменитую принцессу Беренику из романа Лиона Фейхтвангера «Иудейская война». Ее походка тогда казалась мне похожей на походку, которая, если верить Фейхтвангеру, производила неизгладимое впечатление на римского императора Тита. Я прозвал Лиду «принцесса Береника». Жила она на Малой Охте, и я на нервной почве написал лирическую песню, ей посвященную. Песня эта, переведенная на английский и иврит, стала предметом одноименного рассказа замечательной израильской писательницы Руфи Зерновой, умершей несколько лет назад. Спустя почти полвека я совершенно неожиданно встретил Лиду Карасину в Анн-Арборе. Она уже давно не Карасина, а Кунявская, у нее внуки. А старая песня про принцессу Беренику теперь связывает времена моей далекой ленинградской молодости с нынешними американскими пейзажами.
У леса не черника,
А мох растет.
Принцесса Береника
На Охте живет.
Покрыты там обочины
Быльем-травой.
Мы очень озабочены
Ее судьбой.
В двухкомнатной квартире
Живет она,
К автобусу «четыре»
Идет одна,
И каблучок резиновый —
Весь след ее,
Плывет дымок бензиновый —
И нет ее.
А путь без песен труден нам,
Как ни скрывай.
На улице полуденной
Звенит трамвай.
И я к своей указанной
Судьбе привык,
И нету в мире сказок —
И Береник.
В октябре 2009 года документальный фильм «В поисках идиша», созданный мною в соавторстве с Натальей Касперович, Семеном Фридляндом и белорусским режисером Юрием Хащеватским, на Нью-Йоркском международном независимом фестивале кино и видео был признан «Лучшим международным фильмом» в категории «Культура». Нас пригласили для презентации этого фильма в весьма престижное место – Библиотеку Конгресса США. Презентация прошла успешно, хотя волнений нам доставила немало. С ней, кстати, связана забавная история. За день до презентации со мной встретилась русскоязычная сотрудница библиотеки, чтобы ввести меня в курс этого мероприятия. «Профессор, – сказала она мне строго (они досконально изучают биографию приглашенных гостей), – мы знаем вашу точку зрения по поводу идеи о глобальном потеплении. Поэтому должна вас предупредить: чтобы была соблюдена политическая толерантность, вы ни слова не должны говорить против Альберта Гора. Вы поняли меня?» Я ее, конечно, понял и ни слова об этом не говорил, тем более что фильм «В поисках идиша» никакого отношения к этой теме не имел. Однако после этого разговора появилась шуточная песня, которая заканчивается такими строчками:
Легковерное Земли население,
Нам глобальное грозит оглупление.
Принимаем все всерьез, что ни мелется,
А на улице мороз и метелица.
Одной из особенностей русской жизни в Соединенных Штатах явилось активное развитие здесь клубов самодеятельной песни. Многотысячная армия молодежи, которая приехала сюда за последнее десятилетие, привезла с собой любовь к авторской песне, столь популярной в России. Сейчас, пожалуй, во всех городах США, где есть русские эмигранты, существуют клубы самодеятельной песни. Каждый год в Филадельфии, Калифорнии, Орегоне, Техасе и других штатах проходят фестивали русской авторской песни, собирающие тысячи участников. КСП выполняют очень важную роль, поскольку помогают эмигрантам из стран бывшего Советского Союза сохранить русский язык, русскую культуру и любовь к родной речи. Дети эмигрантов очень быстро внедряются в англоязычную среду и впитывают в себя американскую культуру и образ жизни. Иногда более «продвинутые» дети даже стесняются своих родителей, бабушек и дедушек, которые плохо говорят по-английски. А в семьях, где любят авторскую песню и увлекаются тусовками КСП, дети не забывают русский язык и продолжают относиться к нему с уважением и любовью. Таким образом, в эмиграции авторская песня играет огромную роль в сохранении русского языка и русской культуры.
Я истины постиг элементарные,
В далеких странах побывав не раз, —
Нужней там людям песенки гитарные,
Звучат они иначе, чем у нас.
В Германии, Канаде и Израиле
Слышнее звук натянутой струны,
В местах, куда когда-то их отправили
Безумные правители страны,
Поют они о Волге и о Питере,
И дети их, отвыкшие от книг,
Вдруг начинают понимать родителей
И учат позабытый свой язык.
Покажется, что все в порядке вроде бы,
Услышав вновь гитарный этот бой,
Как будто можно и взаправду Родину
Упаковать и унести с собой.
И посреди заморского уюта
Из позабытых возвратить времен,
Надежно упихав ее в компьютер
И портативный свой магнитофон.
Калифорния – не просто штат, это отдельная страна. Не случайно на калифорнийском флаге изображен медведь гризли и написано: «California Republic». Помню, как в 1979 году на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев» я впервые попал в Сан-Франциско. Меня поразил удивительный вид этого прекрасного города, не имеющего себе равных в мире. Вечером того же дня мы с моим приятелем отметили это открытие в маленьком мексиканском ресторанчике на популярном среди туристов 32-м причале. Город этот расположен на довольно крутом склоне, и улицы тоже достаточно крутые. По одной из них ходит старинный декоративный открытый трамвай, который, так же как и огромный мост «Голден-Гейт» – «Золотые ворота», является символом Сан-Франциско.
За последние годы мне неоднократно приходилось бывать в Сан-Франциско. Помню, когда несколько лет назад я приехал сюда на выступления вместе с ансамблем «Песни нашего века», нас поселили в дешевенькую гостиницу в припортовом районе, населенном гомосексуалистами и наркоманами. Я незадолго до этого перенес довольно серьезную операцию на позвоночнике и не мог поднимать свой увесистый чемодан. Поэтому встретивший меня мой давний друг Саша Штейнберг, работавший в те поры профессором в Беркли, охотно взялся доставить его в мой номер на втором этаже (лифта, конечно, не было). В грязноватом вестибюле нас неожиданно остановила толстая черная консьержка с серьгой в ухе, которая закричала, что двух мужчин она пускает в номер только за отдельную плату. «Как вы смеете, возмутился Саша, – я профессор». «А какая разница?» – возразила она.
Рядом с Сан-Франциско в маленьком городке Сан-Хосе много лет живет мой старый одноклассник и друг Толя Рыжиков. Каждый раз, приезжая сюда, я останавливаюсь у него в маленькой двухкомнатной квартирке на первом этаже социального дома. Живется Толе трудно. Несколько лет назад он потерял любимую жену, которая умерла от рака. Позднее неожиданно умер один из его сыновей. Борясь с одиночеством, он начал писать книгу воспоминаний и даже издал ее небольшим тиражом на свою скромную пенсию. Я начал листать ее небрежно, читая с пятого на десятое, и вдруг поймал себя на том, что не могу оторваться. Забросив все дела, я прочитал ее от корки до корки. Книга оказалась удивительно хорошей. В Анатолии Рыжикове, которого я вроде бы знал с седьмого класса, человеке, всю жизнь проработавшем инженером, никогда ничего не писавшем, вдруг на старости лет обнаружился неожиданный литературный талант. И какой!
