Сборник статей - Личности в истории
«Моя тайна» и «Африка» – не единственные латинские сочинения Петрарки. За последние два десятилетия своей жизни, которые поэт провел в уединении и размышлении, он написал громадное количество писем: 24 (!) книги «Писем частного характера» и 17 (!) книг «Старческих писем». Все они адресованы реальным людям, но предназначены для широкого круга читателей, так что многие из них больше напоминают газетную статью на злобу дня или философский трактат. И действительно, латинские послания Петрарки были очень популярны: их читали, переписывали, комментировали. Обращаясь к своим корреспондентам, поэт много размышляет о временах и нравах, подводит жизненные итоги, пытается объяснить свои прежние поступки, опровергает слухи.
Убеленный сединами Петрарка уже на многое смотрел по-другому: Лавр и Лаура перестали мучить его, и лишь любовь к знанию, к Истине осталась по-прежнему сильной.
Франческо Петрарка прожил 70 лет. Он все время думал о том новом мире, во имя которого жил, работал, любил, писал стихи и не поступился своей свободой. Незадолго до смерти поэт сказал: «Я хочу, чтобы смерть пришла ко мне в то время, когда я буду читать или писать». Говорят, что его желание сбылось: он тихо заснул, склонившись над рукописью. Это случилось в ночь с 18 на 19 июля 1374 года.
Поэт итальянского Возрождения, певец Лауры, автор «Книги песен», первый гуманист… Вот, наверное, и все, что вспомнит современный читатель о Франческо Петрарке, жившем почти семь веков назад. Что ж, наверное, это немало. А за этим – жизнь длиною в 70 лет, жизнь, полная взлетов и падений, страсти, сомнений, поиска не только славы и любви, но истины и своего пути.
Гете
Илья Бузукашвили
«Благороден будь, скор на помощь и добр» – такова была его формула счастья. Он искал ее долгие годы. Всю свою жизнь.
Иоганн Вольфганг Гете родился «в полдень, с двенадцатым ударом колокола» 28 августа 1749 года во Франкфурте-на-Майне. Роды были трудными. Они длились без малого трое суток. И в самый решающий момент повивальная бабка совсем растерялась. Спасла малыша бабушка, фрау Корнелия. Она усердно встряхивала и растирала вином маленькое тельце. «Он жив!» – растроганно возвестила старая женщина, когда ее внучек широко раскрыл глаза, большие и темно-карие…
С природой одною он жизнью дышал:
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна —
так писал о Гете Евгений Баратынский. У Гете и в самом деле были особые отношения с природой. Он любил ее, учился у нее, доверял ей свои тайны. Мальчиком ходил на рассвете к самостоятельно сооруженному алтарю, чтобы воздать хвалу Господу и принести ему в дар плоды. В студенческие годы в Лейпциге и в Страсбурге предпочитал общество тех, кто изучал естественные науки.
Йозеф Карл Штилер. Портрет Иоганна Вольфганга фон Гете.
Фрагмент
Гете занимало все, что имело отношение к природе: ботаника, минералогия, геология, сравнительная анатомия, физика, химия. Он изучал развитие скелета у позвоночных, создал целое учение о цвете, потратив на свои естественнонаучные труды больше времени, чем на создание литературных произведений. «Природа всегда серьезна, – писал Гете уже зрелым человеком. – Она всегда сурова. Она всегда подлинна. Любые заблуждения всегда исходят от человека. Перед убогим природа замыкается, и только способному объять ее, настоящему, чистому она с готовностью отдает себя, раскрывая ему свои тайны».
В «Поэзии и правде» Гете признался, что все его сочинения – это фрагменты одной большой исповеди. В его сочинениях мы не встретим идеальных героев – мы увидим в них его самого. «Я не знаю таких ошибок, каких не совершил бы сам», – заметил поэт однажды. Через промахи и заблуждения подняться выше, вырасти – вот смысл для Гете. Многие ошибки уже не исправить, но их можно искупить.
Кто со слезами пополам
Не ел ломоть постылый хлеба,
Во тьму вперяясь по ночам —
Тот вас не знает, силы неба!
«Фауста» Гете писал 60 лет. Он был и Фаустом, и Мефистофелем одновременно, так как их устами высказывал мысли, мучившие его самого.
«Пусть все ярче разгорается во мне идеал чистоты», – молил он. Еще во Франкфурте его первая любовь Гретхен просила его всегда и во всем оставаться честным. Позднее путь к чистоте и добру больше десяти лет указывала ему Шарлотта фон Штейн. Ей он адресовал в письме эти строки: «Твоя любовь – как утренняя и вечерняя звезда: она заходит после солнца и встает до солнца. Словно полярная звезда, что, никогда не заходя, сплетает над нашими головами вечно-живой венок. Я молю богов, чтобы они не заставили ее померкнуть на моем жизненном пути».
Александр Пушкин называл Гете «патриархом поэтов». Настало время, и «патриарх» тоже услышал о «солнце русской поэзии». От русского художника Ореста Кипренского, который летом 1823 года в Мариенбаде писал портрет 74-летнего Гете. Во время сеансов они говорили об Италии, об античности, и Кипренский однажды процитировал строки Пушкина «К Овидию».
«Что это за стихи?» – живо заинтересовался Гете и попросил перевести их на итальянский. А услышав перевод, сказал: «Я думаю, ни итальянский, ни французский, ни даже немецкий не в состоянии передать той мощи и музыки, которые я услышал, когда вы читали эти стихи на своем родном языке».
Портрет, написанный Кипренским, понравился Гете и его друзьям. Провожая русского художника, он на прощание пожал ему руку и сказал: «За портрет благодарю вас. А увидитесь с Пушкиным, передайте ему мое восхищение и благословение». Потом уже, через несколько лет, он передал с Василием Жуковским для Пушкина гусиное перо со словами: «Передайте моему собрату: вот мое перо…»
Австрийский драматург Грильпарцер писал о Гете: «Он имел наполовину царственный, наполовину отеческий облик». В его больших чудесных глазах было выражение величественности, а строгие черты лица довершали портрет олимпийца. Таким он казался многим, но таковым на самом деле не был.
Да, в его характере и поведении были недостатки. Было непонятно, почему он, чьи чувства были так горячи, во многих случаях напускал на себя холодность. Почему порой так и сыпал саркастическими замечаниями, будто сам Мефистофель говорил его устами.
И все же те его современники, которые были хорошо знакомы с ним, отзывались о Гете с восхищением. «Меня привязывают к нему вовсе не высокие достоинства его ума. Если бы он как человек не обладал для меня высочайшей ценностью, превосходя в этом всех, кого я когда-либо знал лично, я восхищался бы его гением издали», – писал Шиллер графине Шиммельман. «Его сердце, которое знали лишь немногие, было таким же большим, как и его ум, который знали все», – сказал Юнг-Штиллинг, друг Гете еще со Страсбурга.
