Алексей Крылов - Мои воспоминания
Затем Александр Федорович у себя на даче в Дудергофе построил аэроплан и на Балтийском заводе занялся постройкой паровой машины для него, которая имела около 50 л.с. и весила всего вместе с котлом около 12 фунтов на одну л.с. насколько помню. Но все-таки это было слишком много для того, чтобы лететь, тем более что Можайский предполагал устраивать свой аэроплан с крыльями с углом атаки 15°. Этот угол атаки, как впоследствии выяснилось, был столь велик, что на этом аэроплане все равно летать было бы невозможно, даже если бы был более легкий двигатель. Это было в 1882 г.
Джевецкий в 1884 г. в апреле сделал в Техническом обществе свой доклад «Аэропланы в природе». В этом докладе Джевецкий устанавливает тот основной закон, что угол атаки должен быть несколько меньше 2°, что впоследствии и подтвердилось, и в его докладе даются основания расчета всякого аэроплана, устроенного так, чтобы угол атаки был наивыгоднейшим, а тогда он — около 2°. Оказалось, что полет даже при этом наивыгоднейшем угле будет возможен тогда, когда вес мотора составит не 12 фунтов, как было у Можайского, а около 2–3 кг на силу. Когда такой легкий двигатель осуществился, тогда действительно стали летать.
Как раз на этом заседании, где мы вспоминаем одного деятеля в этой области, я хотел напомнить и о двух других русских деятелях, из которых один — Александр Федорович Можайский — первый осуществил чрезвычайно легкую машину и показал возможность подниматься на воздух на змее, тем наглядно подтвердив возможность динамического полета, а другой — Степан Карлович Джевецкий — указал на те основные законы и основные расчеты, на основании которых могут быть построены аэропланы.
А. Ф. Можайский умер 45 лет тому назад; оставшийся после него аэроплан с крыльями из шелковой тафты пошел за гроши с аукциона. Машина много лет лежала в углу механической мастерской Балтийского завода, затем куда-то исчезла, вероятно, обращена была в лом.
С. К. Джевецкому сейчас 89 лет; более 40 лет он постоянно живет в Париже, и до сих пор в «Comptes Rendus» Парижской академии наук время от времени печатаются его сообщения по кинетической теории газов.
Разрешите мне в виде маленького дивертисмента рассказать вам еще одно воспоминание, которое мне приходит в голову всегда, когда начинают говорить о ракетах.
Это было в 1908 г. Я был тогда председателем Морского технического комитета. Был такой инженер-полковник Герасимов, имел он влияние в различных сферах, и вот придумал он как-то ракету, которая будет нестись на большое расстояние, причем она может нести с собой снаряд. Даны были ему средства на осуществление этой ракеты; он ее сделал и сказал, что такого-то числа на Охтинском морском полигоне будет производить ее испытание.
Поехал и я посмотреть. Ракета его была стальная, фута 3,5 длины, в диаметре имела около 8 дюймов и наполнена была пороховой мякотью. Хвоста у нее не было, но чтобы сообщить ей устойчивость, он приспособил крылатку, вроде вентилятора, и на ней маховичок; это гироскопическое приспособление и должно было придать ракете устойчивость при полете.
Приехал он на полигон, поставил свой ракетный станок. Мы осмотрели все приспособления, потом он спрашивает:
— Ну, что же, позволите поджигать?
— Нет, нельзя, здесь на полигоне поджигать ракету иначе не полагается, как из блиндажа. Даже при стрельбе из испытанной пушки все люди должны быть в блиндаже, а выстрел производится гальванически по проводу из блиндажа.
Разнесли и прирастили провода, приспособив к ракете воспламенитель.
Спрашивает нас Герасимов.
— Где у вас наблюдатели?
Отвечают, что они расставлены на расстоянии чуть ли не до 18 верст.
— Как раз, — говорит Герасимов, — она на 18 верст и улетит.
Замкнул он ток, из блиндажа видно было облако дыма. Подходим — ни станка, ни ракеты, ничего, только одни дребезги.
Вот после этого у меня большого доверия к ракетным приспособлениям не имеется.
Между прочим, в докладе Н. А. говорится, что идея управления воздушным шаром при помощи нагревания принадлежит Циолковскому. Это не совсем так. Пилатр де Розье, например, также приспособил у себя на шаре баллон с водородом и в результате упал, как вы знаете. Если вы возьмете сочинение «Пять недель на воздушном шаре» Жюля Верна, то вы прочтете там, что на шаре было приспособление для подогревания газа, так что можно было без расхода балласта изменять высоту полета и изыскивать такой слой атмосферы, где воздушное течение имеет желаемое направление.
Памяти Александра Петровича Карпинского
Знатоки дела уже дали и еще дадут оценку работ Александра Петровича как геолога, я же хочу сообщить несколько черточек к характеристике его как человека необыкновенной прелести по своим душевным качествам, стяжавшим ему всеобщее глубочайшее уважение и любовь.
Я не имел случая встречать Александра Петровича до моего избрания в Академию весною 1916 г.
После того как состоялся приказ по флоту и Морскому ведомству об утверждении избрания меня в действительные члены Академии наук, я, узнав, когда Александр Петрович бывает в Академии, облачился по положению в парадную форму военного времени (тогда была громадная таблица 32 форм одежды на все случаи жизни) и пошел явиться президенту Академии наук.
Мне указали кабинет и сказали, что А. П. один и можно входить без доклада. Вошел. Вижу у стола сидит почтенный старец, поразительно похожий на знаменитого математика Жозефа Бертрана, бывшего 44 года членом Парижской Академии наук, в том числе 26 лет ее непременным секретарем.
— Честь имею явиться вашему высокопревосходительству по случаю утверждения моего избрания в действительные члены Академии наук, флота генерал-лейтенант Крылов.
— Что вы, голубчик, в таком параде и что вы меня высокопревосходительством величаете. Я — Александр Петрович, а вы — Алексей Николаевич. Мы здесь все равные, а я только первый среди равных.
После этого ласкового приветствия Александр Петрович перешел к беседе о войне, о флоте и пр.
— Когда вам что от меня понадобится, заходите запросто во всякое время.
В начале мая 1916 г. скончался академик Б. Б. Голицын. Через несколько дней звонит ко мне по телефону Александр Петрович:
— Зайдите ко мне, голубчик, мне с вами переговорить нужно.
Принял меня Александр Петрович в Академии.
— Какое у нас горе-то, Борис-то Борисович, — а у самого слезы на глазах; — знаю, что его заменить нельзя, а все-таки от Академии прошу вас принять должность директора Главной физической обсерватории; с этою должностью связана должность начальника Главного военно-метеорологического управления, нужен генерал, а директор обсерватории по уставу должен быть академик. Кроме вас, этим условиям удовлетворяет М. А. Рыкачев, но ему 83 года, он 57 лет прослужил в обсерватории, из них 17 лет директором, три года назад ушел на покой.
