Надежда Мандельштам - Воспоминания

Внутри горы бездействует кумир
В покоях бережных, безбрежных и хранимых,
А с шеи каплет ожерелий жир,
Оберегая сна приливы и отливы.

Когда он мальчик был и с ним играл павлин,
Его индийской радугой кормили,
Давали молока из розоватых глин
И не жалели кошенили.

Кость усыпленная завязана узлом,
Очеловечены колени, руки, плечи -
Он улыбается своим широким ртом,
Он мыслит костию, и чувствует челом,
И вспомнить силится свой облик человечий.

Эта область в темноводье
Хляби хлеба, гроз ведро -
Не дворянокое угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок,
Он на Африку похож.
Дайте свет: прозрачных лунок
На фанере не сочтешь…
Анна, Россошь и Гремячье -
Я твержу их имена -
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.

Я кружил в полях совхозных,
Полон воздуха был рот,
Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны — реки обычной -
Белый, белый, бел-покров.
Трудодень страны знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.

Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова,
Шутишь — родина щегла!
Только города немого
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор…
В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков.

Вехи дальнего обоза
Сквозь стекло особняка.
От тепла и от мороза
Близкой кажется река.
И какой там лес — еловый? -
Не еловый, а лиловый,
И какая там береза,
Не скажу наверняка:
Лишь чернил воздушных проза
Неразборчива, легка…

Как подарок запоздалый
Ощутима мной зима:
Я люблю ее сначала
Неуверенный размах.
Хороша она испугом,
Как начало грозных дел:
Перед всем безлесным кругом
Даже ворон оробел.
Но сильней всего непрочно-
Выпуклых голубизна,
Полукруглый лед височный
Речек, бающих без сна…

Оттого все неудачи,
Что я вижу пред собой
Ростовщичий глаз кошачий -
Внук он зелени стоячей
И купец травы морской.

Там, где огненными щами
Угощается Кащей, -
С говорящими камнями
Он на счастье ждет гостей, -
Камни трогает клещами,
Щиплет золото гвоздей.

У него в покоях спящих
Кот живет не для игры -
У того в зрачках горящих
Клад зажмуренной горы,
И в зрачках тех леденящих,
Умоляющих, просящих,
Шароватых искр пиры.

Твой зрачок в небесной корке.
Обращенный вдаль и ниц,
Защищают оговорки
Слабых, чующих ресниц.

Будет он, обожествленный,
Долго жить в родной стране -
Омут ока удивленный, -
Кинь его вдогонку мне!

Он глядит уже охотно
В мимолетные века -
Светлый, радужный, бесплотный,
Умоляющий пока…[295]

Улыбнись, ягненок гневный, с Рафаэлева холста -
На холсте уста вселенной, но она уже не та…
В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль.
8 синий, синий цвет синели океана въелась соль…

Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,
Складки бурного покоя на коленях разлиты.
На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ,
И плывет углами неба восхитительная мощь.

Я около Кольцова,
Как сокол, закольцован,
И нет ко мне гонца,
И дом мой без крыльца.

К ноге моей привязан
Сосновый синий бор,
Как вестник без указа,
Распахнут кругозор.

В степи кочуют кочки,
И все идут, идут
Ночлеги, ночи, ночки -
Как бы слепых везут…

Когда в ветвях понурых
Заводит чародей
Гнедых или каурых
Шушуканье мастей, -

Не хочет петь линючий
Ленивый богатырь,
И малый, и могучий
Зимующий снегирь.

Под неба нависанье,
Под свод его бровей
В сиреневые сани
Усядусь поскорей…

Дрожжи мира дорогие -
Звуки, слезы и труды, -
Ударенья дождевые
Закипающей беды,

И потери звуковые
Из какой вернуть руды?
В нищей памяти впервые
Чуешь вмятины слепые,

Медной полные воды -
И идешь за ними следом,
Сам себе не мил, неведом -
И слепой и поводырь.

Влез бесенок в мокрой шёрстке
Ну, куда ему? куды? -
В подкопытные наперстки,
В торопливые следы, -

По копейкам воздух версткий
Обирает с слободы.
Брыжжет в зеркальцах дорога -
Торопливые следы

Постоят еще немного
Без покрова, без слюды.
Колесо брюзжит отлого -
Отлегло — и полбеды.

Скушно мне — мое прямое
Дело тараторит вкось:
По нему прошлось другое,
Надсмеялось, сбило ось.

О, этот медленный одышливый простор -
Я им пресыщен до отказа! -
И отдышавшийся распахнут кругозор -
Повязку бы на оба глаза!

Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав
На берегах зубчатых Камы,
Я б удержал ее застенчивый рукав,
Ее круги, края и ямы…

Я б с ней сработался — на век, на миг один! -
Стремнин осадистых завистник -
Я б слушал под корой текущих древесин
Ход кольцеванья волокнистый.

Что делать нам с убитостью равнин,
С протяжным голодом их чуда?
Ведь то, что мы открытостью их мним,
Мы сами видим, засыпая, зрим, -

И все растет вопрос — куда они? откуда? -
И не ползет ли медленно по ним
Тот, о котором мы во сне кричим, -
Народов будущих Иуда…

В лицо морозу я гляжу один:
Он — никуда, я — ниоткуда.
И все утюжится, плоится без морщин
Равнины дышащее чудо.

А солнце щурится в крахмальной нищете -
Его прищур спокоен и утешен,
Десятизначные леса — почти что те…
И снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.

Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой-подругой[296]
Ты наслаждаешься величием равнин,
И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен -
Благословенны дни и ночи те
И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И беден тот, кто, сам полуживой,
У тени милостыню просит.