Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть первая. Я – инженер
Мы пытались замкнуть наплавку разными ухищрениями: изменяли в месте замыкания высоту горки флюса, варьировали величину тока и напряжения, – все было напрасно. Через неделю тщетных усилий меня «осенило». Пошел в цех, где изготовляли для нас кольца, и выдал им эскиз слегка измененного кольца: часть хвостовика была наклонной. Слесари сразу изготовили несколько колец по эскизу. С майором и Толей мы провели испытания. Когда дуга дошла до хвостовика, я начал станком опускать его вниз, расплавляя наклонную часть. Очистив деталь от шлака, мы увидели замкнутое ровное кольцо наплавки! У Толи слетел ироничный вид, загорелись цыганские глаза:
– Вот это да!
Майор вообще чуть не пустился в пляс. Наплавили еще пару клиньев и понесли их, чтобы показать Сан Санычу. На его лице отразилась гамма «смешанных чувств»: с одной стороны ему было приятно, что задача решена, с другой стороны – он лично решал ее очень долго и безуспешно, а решил ее присланный «желторотый». Трекало помолчал, затем все же выразил всем участникам «чувство глубокого удовлетворения».
Следующий месяц мы бились над другой важной проблемой – выгоранием хрома. Для того чтобы повысить его содержание, наплавочные кольца макали в жидкое стекло (это обычный силикатный клей), затем обсыпали порошком феррохрома и сушили. Эта дремучая технология повышала содержание хрома на целый процент, но этого было мало. Но главное: ручное макание и обсыпка не давали одинаковых и стабильных результатов. Мы без конца таскали наши образцы в заводскую лабораторию: результаты по хрому неизменно плясали ниже требуемого уровня. Если пересчитать содержание хрома в проволоке колец и в обсыпке, то его должно было быть сверх нужного в два раза больше. Весь избыток пожирал флюс ОСЦ 45, предназначенный для обычных углеродистых сталей. Тут мой майор взбеленился и стал настойчиво требовать примешивать к флюсу его порошок. Толя соблюдал нейтралитет, внимательно выслушивая доводы сторон.
– Ну, хорошо, Андрей Николаевич, мы его подмешаем, – урезонивал его я. – Вы знаете его химсостав? И сколько у вас этого порошка, собранного на полу, чтобы включать его в технологию наплавки?
Однако майор был непреклонен:
– Но ведь я добился повышения хрома! Если мы испытаем порошок и получим результат, то можно наладить это производство!
Я рассвирепел:
– Ну, хорошо – давайте ваш порошок!
Бывший майор, теперь – ученик сварщика, мужчина в летах, начал упрямо собирать по углам цеха пыль, торжественно отмерил большую порцию и добавил в флюс. Дуга долго не хотела зажигаться. На середине наплавки амперметр подозрительно остолбенел на небольшом токе, что означало прекращение горения дуги и начало электрошлакового процесса. Дело в том, что расплавленный флюс проводит ток как обычный резистор. Когда расплавленного флюса слишком много – происходит гашение дуги и поступающая энергия просто плавит флюс еще больше, а металл электрода собирается в виде крупных капель. Майор это знает: так у нас случалось, если был выставлен слишком большой зазор от кольца до детали.
– Вы поставили слишком большой зазор! – не сдается майор. Я заряжаю в станок следующее кольцо и молча уступаю место майору. Он выставляет минимальный зазор. Результат – тот же. На старика жалко смотреть, мы уже потеряли половину дня, но я разрешаю ему:
– Хорошо, Андрей Николаевич, снесите наплавку на химанализ…
Прилепившиеся к клину крупные капли металла трудно назвать наплавкой, но обрадованный Андрей Николаевич хватает протянутую соломинку спасения и бежит с образцом в лабораторию. Возвращается он совсем убитый: хрома очень мало…
– Ну, вот видите, – укоризненно говорю ему я, ни словом не напомнив о потраченных материалах и времени. Пограничник смиряет гордыню, а я приобретаю помощника и прилежного ученика. Уже пожилой, по моим тогдашним меркам, человек по-настоящему увлекся сваркой. Он задавал мне бесчисленные вопросы, я – добросовестно объяснял. В эту викторину постепенно включился и Толя Малышев, обнаружив зияющие пробелы в своих знаниях, особенно по флюсам, сплавам и электричеству. Майор же начал самостоятельно читать техническую литературу по сварке. Не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба; но весьма вероятно, что он мог достичь высот в нашей специальности.
Для решения наших задач нужен был специальный флюс АН-20, разработанный в ИЭС. Завод уже давно пытался изготовить этот флюс, но вместо стекловидной зернистой массы у него неизменно получался некий пемзовидный продукт с другим, совершенно непонятным, химическим составом.
Из любознательности я стал часто пропадать в электродном цехе. Там электродные прессы быстрее пулеметов выстреливали на конвейер обмазанные электроды. Флюсы выплавлялись в футерованных огнеупорами больших печах-ковшах, десяток которых стоял в ряд. Графитовый электрод диаметром более 100 мм опускался внутрь ковша. Там ревела мощная дуга и плавились ранее загруженные, точно взвешенные, компоненты. Через некоторое время ярко светящийся расплав струей выливался в воду, трескаясь на коричневатые стекловидные частицы размером около двух миллиметров. Готовый флюс сушили и упаковывали. Производство было непрерывным: печам с раскаленной огнеупорной футеровкой нельзя было остывать. Когда требовалось выплавить флюс другой марки, то первая плавка шла целиком в плановый брак: ведь на футеровке оставались остатки прежней плавки.
Большим цехом с весьма вредным производством командовали две молодые симпатичные женщины: начальник цеха Женя и технолог Белла. Я познакомился с ними, расспрашивая об их вредно-интересном производстве, которого раньше нигде не видел. Женщины были энтузиастками своего дела и охотно просвещали меня. Вскоре я задал им невинный вопрос:
– Так когда вы, девочки, нам дадите флюс АН-20?
Женя сникла, а на глазах Беллы вообще появились слезы:
– У нас этот заколдованный флюс вообще не получается… Я уже ночами спать не могу из-за этого флюса, меня скоро муж прогонит, – пожаловалась она. Женя начала листать календарь:
– Вот у нас очередная попытка выплавки АН-20 через два дня. Приходи, посмотри, что мы делаем не так. Можешь даже самолично взвешивать все компоненты.
Я соглашаюсь, принимаю приглашение. На выходе из цеха сталкиваюсь с Трекало.
– Ты что здесь делаешь? – подозрительно косится он на меня.
– Да вот девочек проведал. Хочу понять, почему у них наш флюс не получается, может быть, помогу как-нибудь.
Трекало от меня отшатнулся, как от нечистой силы, и замахал руками:
– Да ты что! Не смей и думать об этом! Забудь! Как только они дадут нам флюс, – мы сразу станем крайними, нас сразу же возьмут за горло! Пусть сами выкручиваются, сами, – понял?!
