Анри Труайя - Александр Дюма
Парижские друзья писателя отпраздновали его возвращение, устроив банкет в ресторане «У Мадлен». Мери прочитал там отвратительные стихи, сложенные в честь «Великого Путешественника». Бокалы взлетали вверх, руки аплодировали, рты переставали жевать, чтобы крикнуть «Браво!». Но что на самом деле думали о нем все эти люди, которые пришли его поздравить? Александр пил шампанское, улыбался, благодарил, рассказал несколько забавных историй… Ну что ж, внутренне улыбался он, в конце концов, и во Франции не так уж плохо!
Вскоре после возвращения он узнал из письма Альфонса Карра, что Ида умерла от рака 11 марта 1859 года, через день после того, как он сошел на берег в Марселе. Она скончалась в Генуе, на руках у своего любовника князя Виллафранка, который с тех пор, как говорили, так и остается безутешен. Что касается самого Александра, он воспринял новость равнодушно. Ида давным-давно была для него всего лишь досадным воспоминанием, связанным с представлением о юридических и финансовых неприятностях. Стоило при Дюма произнести ее имя, как он настораживался, предчувствуя какие-нибудь новые вымогательства. Кончина женщины, которая в течение семи лет была его любовницей и четыре года – его законной женой, не только не огорчила Александра, но, напротив, принесла ему облегчение, и он холодно ответил Альфонсу Карру: «Мой добрый друг, когда пришло твое письмо, я был у дочери [Мари] в Шатору и нашел его только по возвращении. Спасибо. […] Госпожа Дюма приезжала в Париж год тому назад и заставила отдать ей ее приданое [сто двадцать тысяч франков]. У меня есть расписка».
Глава V
Итальянская интермедия
Вернувшись в Париж, Александр, конечно, по-прежнему мечтал о далеких путешествиях, но мечтами пока и пришлось ограничиться: для начала следовало собрать побольше денег, чтобы их оплатить. Его обычный в последнее время поставщик рукописей становился все менее и менее плодовитым: истощивший свой мозг, выдохшийся, опустошенный, Шервиль присылал теперь «сырье», сделать из которого хоть что-нибудь мало-мальски приличное было очень трудно, и в результате получались посредственные романы, заурядные сочинения, порочащие имя «фирмы» Дюма. Среди таких оказались «Врач с острова Ява», «Папаша Разруха», «Охотник на водоплавающую дичь», «Маркиз д’Эскоман»… Едва кое-как слепленная рукопись отправлялась в типографию, сам автор еле-еле мог припомнить содержание книги. Значение имели только те деньги, которые Дюма приносила эта работа после того, как он оплатит безвестный труд Шервиля, а ему ведь еще приходилось торговаться из-за каждого су со своим соавтором, деля гонорары. «Боюсь, в этом случае, как было и в прошлом, вы ошибаетесь, – пишет в Брюссель Александр. – […] Вот окончательный расчет всего, что вы получили с того дня. […] Как видите, вы получили все, что вам причиталось, плюс восемьдесят один франк. […] Я постараюсь все уладить так, чтобы дать вам по меньшей мере три тысячи франков за „Франсуа Гишара“ [„Папаша Разруха“], независимо от того, удастся его пристроить или нет». Официальный счетовод и поверенный торгового дома Дюма, Ноэль Парфе, зорко следил за этими баталиями чисел: ему по должности полагалось яростно отстаивать интересы своего доверителя. Александр обратился к нему с просьбой поторопить Шервиля, слишком медленно поставлявшего тексты. Не помогло. И поскольку несчастный бумагомарака явно не способен был справиться с возложенной на него задачей, пришлось обратиться к другим – не простаивать же фабрике! Бенедикт Ревуаль сделал для Александра перевод сборника охотничьих рассказов Р. Гордона Камминга, названного автором «A lion hunter in South Africa»[95] и вышедшего под маркой Дюма как «Жизнь в пустыне»; Дю Куре уступил Дюма права на «Счастливую Аравию»; доктор Феликс Майнар передал ему за вознаграждение заметки для «Путешествия к землям антиподов» (тут обработчик выбрал лаконичное название: «Китобои»); от Виктора Персеваля (он же Мари де Фернан) была получена обработка «Stories of detective» Уотера, которые вышли на французском языке под названием «Мемуары полисмена».[96] Столь многочисленные заимствования нисколько не смущали Дюма: он отказался от каких бы то ни было литературных притязаний. Теперь его не заботило качество того, что он пишет, теперь ему не было дела даже до читательских восторгов, единственное, что его интересовало, – деньги, которые приносит ему работа.
Искусство отошло на второй план, на первый выступили финансы. Повседневные жизненные потребности отодвинули заботу о посмертной славе. Потомки, думал он, будут помнить лишь выдающиеся произведения, такие, как «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» или «Королева Марго», и эти вершины заставят позабыть об окружающей их низменной местности… Пусть изобилие в его романах чужих мотивов покажется кому-то странным, но можно ли упрекнуть человека, который добывает себе пропитание своим пером, в том, что он издал под своим именем кое-какие незначительные произведения, чтобы не умереть с голоду самому и помочь своим близким? На попечении Александра так много женщин – одни зависят от него материально, другие – морально, третьи – и так, и так! Малышка Изабель Констан, такая одинокая, такая хрупкая, не смогла бы обойтись ни без его почти отеческой нежности, ни без его денежной помощи… Бедняжка Эмма Маннури-Лакур кашляет кровью вдали от него, ждет от него писем и терзает мужа видом создания, умирающего у него на руках, любя другого… Наконец, Мари, его родная дочь, неудачно вышедшая замуж, томится в Шатору с полупомешанным Олиндом и ищет утешения, рисуя ангелов, которых видит в своих грезах…
Александру были хорошо понятны навязчивые идеи дочери. А что делал он сам, если не гнался за химерами? Каждому из нас нужны одна или две цели в жизни, чтобы, не дрогнув, продолжать идти своим путем. Для него этими целями в течение долгого времени были слава и любовь. Нынче их место заняли деньги и путешествия. Стоило Дюма оторвать взгляд от рукописи – и ему казалось, будто он видит, как его яхта «Монте-Кристо» несется на всех парусах по синим волнам Средиземного моря. Двухмачтовое судно, покинув наконец судостроительную верфь на острове Сира, и впрямь вышло тем временем в море и приближалось к Марселю. На борту яхты находились капитан-грек Апостоли Подиматас, с ним пять матросов той же национальности. Узнав о том, что клипер прибыл в порт назначения, Александр от нетерпения задрожал, как ребенок в праздничный день, и устремился на юг. Подарок, ожидавший в марсельском порту, обрадовал его безмерно. Он восторгался этим шедевром элегантности и надежности, которому так шло имя «Монте-Кристо», он немедленно испытал судно, обойдя вокруг замка Иф, и объявил, что доволен столько же кораблем, сколько и командой.
