Федор Углов - Под белой мантией
Вот в этой палате лежала пациентка, страдавшая от невыносимых болей в области коленного сустава, поражённого туберкулёзом. Ей надо было резецировать коленный сустав, но так чтобы случайно не вскрыть очаг поражения, иначе туберкулёзный процесс распространится на рану. Было бы спокойней для хирурга отнять ногу выше коленного сустава. Но на это я не хотел идти и даже не высказал подобного предложения. Тщательно подготовившись по книгам, сделал операцию, сохранил ногу, вернул человеку нормальное самочувствие.
Вот в этой палате лежала молодая женщина с тяжёлым послеродовым сепсисом. Она родила где-то в домашних условиях, принимала ребёнка бабка, по-видимому, внесли инфекцию. У больной возникло воспаление в органах малого таза, перешедшее затем в общее заражение крови. И поныне это грозное заболевание часто неизлечимо, несмотря на целый арсенал антисептических средств и антибиотиков. Но ведь у нас ничего такого не было. А спасать надо… Мы применили всё, что нашли в литературе и к чему имели доступ. Переливания крови, внутривенные вливания уротропина, хлористого кальция, риванола и т. п. Почти ежедневные манипуляции. Сестры ещё плохо владели внутривенными вливаниями — осуществлял их сам. На протяжении нескольких месяцев мы боролись, то теряя надежду, то опять загораясь ею, но не приостанавливая наши лечебные процедуры. И, наконец, обманули смерть. Молодая мать полностью поправилась, выписалась из больницы в хорошем состоянии. Это была победа разума, терпения и настойчивости. Это был большой моральный праздник.
Вот здесь лежал Стёпа Овчинников, который перенёс операцию по поводу пептической язвы желудка и тонкой кишки.
Помню девяностошестилетнего старика; у него резецировали часть тонкой кишки, омертвевшей в ущемлённой грыже.
А вот и операционная. Сколько тут пережито! И как мы старались её оборудовать! Чем, например, восполнить отсутствие водопровода? Мы установили на чердаке большой бак, накачивали в него воду, рядом поставили титан и смеситель. Получали и холодную, и тёплую воду. Электричество подавалось с перебоями, гасло, а во время операции это катастрофа. Чтобы предупредить такую опасность, добились проведения аварийного света от затона.
Труд и энергию тратили не жалея. Вдохновляло сознание, что отдаёшь силы своему народу, который воспитал тебя, дал образование, создаёт условия для работы, невзирая на трудности, которые сам испытывает.
3
Из Бодайбо получил письмо от дочери Степан» Оконешникова. Я оперировал его ещё в молодости и рассказал о нём в книге «Сердце хирурга».
Дочь писала:
«Глубокоуважаемый Фёдор Григорьевич!
Большое вам спасибо за тёплые слова в адрес моего отца и память о нём…
Нам было трудно в те годы. Мама неграмотна, бабушка, пятеро детей; старшей пятнадцать лет, младшей два года. Нам никто не помогал, мы вышли все в люди…
Старшая, Лида, учительница, живёт здесь, в Бодайбо. Я, Катя, — врач-терапевт, работаю в бодайбинской городской больнице. Тина — бухгалтер, тоже живёт в Бодайбо. Витя, брат, — инженер, защитил диссертацию. Живёт в Москве. Без отца остался в шесть лет. Просил меня написать вам, поблагодарить. Люба — врач-терапевт, живёт с семьей в Туркмении, муж у неё — военнослужащий. Наша мама, Анисья Иннокентьевна, — со мною. Вас она хорошо помнит.
Будем очень рады, если вы ответите на моё письмо.
Мы гордимся вами! По-моему, нет в Сибири человека, особенно в Киренске, кто бы вас не помнил и не благодарил.
Дай Бог вам доброго здоровья на долгие годы, как говорит моя мама!
С искренним уважением к вам Катя Оконешникова».
Это письмо меня взволновало, напомнило юные годы. К своему стыду, я ни разу не был в Бодайбо, хотя они с Киренском считались близкими соседями — всего каких-то тысяча километров. И вот теперь счастливый случай словно подталкивал в спину: ты в Киренске, поспеши же на самолёт, ведь хочешь побывать в тех местах…
Мы с женой вылетели в Бодайбо.
Нам не терпелось посмотреть, как добывается золото. К сожалению, шёл дождь, и это помешало слетать на все участки на вертолёте. Пришлось ограничиться осмотром только тех, куда можно было проехать на машине.
Побывали на драге. Это мощный плавучий комплексно-механизированный горно-обогатительный агрегат. Сущность его работы состоит в том, что черпальные ковши объёмом более полукубометра забирают со дна реки землю, песок, камни и вместе с водой выбрасывают всё содержимое на вертящиеся барабаны, которые с помощью центробежных сил распределяют элементы извлекаемой породы в зависимости от удельного веса. Золото, как самое тяжёлое, оседает в желобках и в конце смены собирается специальной бригадой.
Наблюдать за драгой чрезвычайно интересно. Каждые три — пять секунд на барабаны опрокидывается огромный ковш, с разных сторон обрушиваются потоки воды. И всё это крутится с шумом и громом.
Драгу обслуживают семь-восемь человек.
Золотоносные россыпи на реке Бодайбинке разрабатываются уже свыше ста лет. Вначале добывали на одной глубине, потом стали рыть глубже, затем — расширять раскопку. В годы войны «Лензолото» получило переходящее Красное знамя за трудовой героизм.
Впоследствии вблизи Бодайбо было обнаружено рудное золото, то есть золото, находящееся в гранитной породе. Добывать его много сложнее. Надо разбить до песка целую тонну, чтобы выделить считанные граммы металла. Для такого рода технологии понадобится строить фундаментальные сооружения. Вечером в конторе состоялась встреча. Нам показали дневные выручки драг, которые, естественно, держат под строжайшим контролем. Подарили в качестве сувенира муляж самого крупного самородка, найденного за последнее время, образцы золотоносных пород, а также альбом, посвящённый Бодайбо.
Наутро посетили место расстрела ленских рабочих. Как известно, «Ленское золотопромышленное товарищество» было одним из крупнейших в мире. Владельцы компании клали в карман фантастические прибыли, а у горняков пытались отнять даже их жалкие гроши. Часть заработка вычиталась за штрафы. Часть заменялась талонами — покупать можно было только в приисковых лавках, переплачивая за всякую заваль. 29 февраля 1912 года, когда в лавках продали гнилое мясо, забастовал Андреевский прииск. Терпение рабочих и их семей лопнуло. Стачки, чётко организованные, словно пожар охватили округу. Эта организованность напугала правительство. Оно стянуло войска, начались аресты. 4 апреля, когда трёхтысячная толпа пришла к конторе просить освободить арестованных, по ней открыли огонь.
Стоя на этой обильно политой кровью земле, я зримо представил себе размеры бедствия: было убито 270 человек и 250 ранено, причём многие потом скончались от ран. На месте расстрела, а также на месте захоронения ни в чём не повинных жертв царизма воздвигнуты памятники.
