Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
— Скажите, он в форме летчика?
— Нет, а что?
— Вы говорили, что здесь есть летчики. Я подумала о том, что здесь случайно может находиться сын А. И. — ведь он тоже летчик.
— Нет, этот, который смотрит на вас, в гражданском костюме… Пока мы находились в ресторане, я все время думала о том, что могу случайно встретить сына моей бывшей учительницы А. И. — летчика С. М. К.
В ресторане мы задержались, потому что ждали официантку, чтобы уплатить за обед, и чуть не опоздали на посадку. Подбежали к самолету в последнюю минуту. Раньше я, как ни пыталась, не могла по-настоящему представить, каким образом люди попадают на самолет: по трапу, как это бывает на пароходе, или же каким-то иным способом? Очень ли высоко нужно подниматься для того, чтобы попасть в самолет?
Приблизившись к самолету, М. Н. сделала рукой условное движение, которое означало, что мне придется подняться на ступеньки. Вслед за М. Н. я стала подниматься вверх, прошла несколько ступенек и очутилась у входа в самолет. Перешагнув через порог дверцы самолета, я ощутила под ногами толстый, мягкий ковер. Это обстоятельство чрезвычайно удивило меня, и я подумала не без удовольствия: «Вот как! Здесь даже ковер, а я думала, что сразу ступлю на железный пол».
Мне очень хотелось сейчас же осмотреть весь самолет, чтобы потом я могла его представлять таким, каков он есть в действительности. Да не только представлять, но и рассказать о самолете и его внутреннем устройстве своим незрячим друзьям. Но, к сожалению, нельзя было медлить ни одной секунды: М. Н. спешила усадить меня на мое место и выйти из самолета. Она подвела меня к большому мягкому креслу и, усадив, торопливо сказала:
— Вот, возле вас даже окно. Я протянула руку в правую сторону и обнаружила стекло и прикрывавшую его занавесочку. В этот момент кто-то взял меня за руку и «произнес» дактилологией: «Оля, здравствуйте!»
Я почувствовала прикосновение мужской руки.
От удивления я даже не ответила на приветствие заговорившего, со мной, ибо кто же мог в самолете «говорить» со мной при помощи ручной азбуки. Я обратилась к М. Н.:
— Кто это?
— Не узнали? Это С. М. К… Оставляю вас на его попечение… Бегу… До свидания!
М. Н. ушла, а ко мне подошел С. М.
— Я вас везу, — сказал С. М. — Сейчас мы поднимемся, — и он ушел в свою кабинку.
Итак, судьбе было угодно, чтобы я свой первый полет совершила на том самолете, который вел С. М. К., хорошо знакомый мне летчик, и притом товарищ детства, с которым мы не однажды проказничали вместе. Его мать работала тогда педагогом в клинике для слепоглухонемых детей, где воспитывалась и я…
Я поудобнее уселась в кресло и приготовилась набраться впечатлений о том, что я в состоянии была ощутить и воспринять. Прошло примерно с полминуты, я вдруг ощутила, что самолет дрогнул и плавно покатился по ровной дороге. Спустя некоторое время самолет как будто легко подпрыгнул вверх, и я без малейшего страха, а наоборот, с чрезвычайным любопытством по вибрациям ощутила, что самолет отделился от земли и постепенно набирает высоту.
В этот достопримечательный и памятный для меня миг я чувствовала себя отлично как физически, так и нравственно. Даже мое сердце, за которое я чуточку побаивалась, билось ровно и спокойно, как будто бы я ехала по земле в хорошей автомашине. А между тем, когда я еще по дороге в аэропорт пыталась представить себе этот «страшный» момент отрыва от земли, мне почему-то оказалось, что я непременно испугаюсь, когда самолет «взмоет вверх», что я буду испытывать сильное сердцебиение и, чего доброго, мне, пожалуй, сделается дурно… На самом деле, ничего страшного не случилось: самолет плавно набирал высоту, а набрав ее, пошел вперед, набирая скорость и время от времени «ныряя» вниз, когда попадал в воздушные ямы. Я продолжала чувствовать себя настолько хорошо, что мне порой казалось, будто меня обманули: посадили не в самолет, а в какую-то другую машину, которая очень быстро мчится по асфальтированному шоссе, то подпрыгивая, то мягко припадая к земле на своих каких-то особенных эластичных рессорах. Словом, если бы я не знала о том, что нахожусь в самолете, я была бы уверена, что еду по земле, а не лечу над нею, настолько этот полет не соответствовал тому, как я представляла на основании прочитанного состояние человека и его ощущения в то время, когда он находится высоко над землей в летящем самолете.
II
Я уже упоминала о том, что сидела возле окна. Это обстоятельство несколько смущало меня: мне казалось, что на меня смотрят все пассажиры и говорят между собой о том, что напрасно мне досталось такое хорошее место… В самом деле, ведь я не могла смотреть вниз, а мне так хотелось знать, над какими местами мы пролетаем в тот или иной момент.
Правда, я пробовала представлять себе земной пейзаж таким, как описывается в книгах: то вьющуюся серебристую ленту реки, то зелено-желтые пятна лесов и полей, то, наконец, рельефные очертания городов…
Но все это я только припоминала и предполагала, что именно так воспринимают пейзажи зрячие люди, находящиеся в летящем самолете. У меня уже не возникало зрительного представления о том, что находится внизу: как рельефные, так и красочные представления абсолютно отсутствовали в тот момент в моем уме.
А между тем мне очень хотелось представить хотя бы что-нибудь из того, над чем мы пролетали. Несколько раз я наклонялась к оконному стеклу, отдергивала занавесочку, полагая, что буду воображать, будто смотрю в окно, но даже то, что я усиленно пялила глаза, ничего существенного не прибавило к моим тщетным попыткам зрительно представить зеленые пейзажи. Я пожалела, что нет возле меня М. Н.; она могла бы хоть рассказать мне о том, что сама видит, и это до некоторой степени не только скрасило бы мою «оторванность» от земли и всего внешнего мира, но даже могло бы способствовать тому, что я, находясь под свежим впечатлением рассказанного, представила бы реку или город более ощутимо, более рельефно. Без этого свежего впечатления все находящееся внизу представлялось мне как бы неустойчивым, расплывчатым и эфемерным, неосязаемым и необоняемым. Со вздохом сожаления я закрывала окно занавеской и отворачивалась в другую сторону, решив предаться иным ощущениям — ощущениям движения самолета, которое я отчетливо воспринимала.
С. М., по-видимому, беспокоился обо мне и, зная, что в самолете никто не может общаться со мной, подходил ко мне.
— Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, очень хорошо! Мне так нравится лететь! — отвечала я в полном восторге.
— Вот и хорошо… Воды не хотите? Если вам нужно будет что-нибудь, позовите товарищей. Здесь есть обслуживающая женщина, она подойдет к вам. Не скучайте…
