Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт
Ах, Арося! Почему, мое Солнышко, мы не вместе? Если бы ты был рядом, я уверена, не было бы у меня этих непонятных приступов глухой тоски и раздражения. Я совсем расклеилась, меня раздражает малейший шум, малейший шорох... Ну, подумай! Жить в общежитии и приходить в отчаяние от шума, а он систематически не прекращается, а отсюда не прекращается и мое раздражение.
Покаюсь, Солнышко! Вчера, когда получила письмо, мне вдруг показалось, что это ложь, от кого письмо? И прежде чем разорвать конверт, я прислушалась к биению сердца... оно билось без всякого трепета и содрогания, и лишь только я начала читать этот милый и нежный слог, когда вдруг ясно почувствовала тебя, твое дыхание, ― тогда лишь волна счастья залила меня. Я несколько раз читала и перечитывала письмо, я как бы хотела столь внимательным отношением искупить вину прежнего отношения . Солнышко! Лишь только теперь, пробыв здесь всего один месяц, поняла я, как привязана, как люблю я Москву. Нужно ли описывать мое состояние! Невольно, совершенно подсознательно, но провожу параллель и сравнение, и тогда, тогда сильнее чувство какой-то потерянности и оторванности. Мое настроение можно охарактеризовать, пожалуй, как неопределенность. Неопределенно мое положение материальное, неопределенно с квартирным вопросом, а поэтому я мечтать начинаю ― как Мечик. Последнему казалось, когда он попал в отряд Левинсона, что он начнет жить, он возродится в новой обстановке, и мечты рисовали ему другого, не нынешнего Мечика, мечты рисовали ему белую, хорошую лошадь, лошадь, за которой он бережно, старательно будет ухаживать... тогда все узнают, что такое Мечик и на что он годится. Так и я! Я мечтаю об иных условиях жизни, мои нервы расшатались, вчера плакала. Я не занимаюсь. Я мечтаю о тихой, изолированной комнате, где я могу остаться одна, где одна ― без разговоров, без взглядов ― я могу быть сколько угодно времени, и тогда, тогда мол-де я начну заниматься. Ум мой анализирует данное состояние и боится лишь за одно... ведь Мечику дали лошадь, но не такую... и погибли все его планы... Ну, а я...быть может, я тоже Мечик? И тогда... кто вернет мне потерянное время? Понимаешь, Солнышко, у меня нет стимула для занятий...Каждый потерянный час ― это... это очень скверно, а я теряю их очень много!
Вообще, Арося, со мной творятся странные вещи! Вот сейчас я сидела и долго думала, что же писать? А ты, безусловно, понимаешь, что это ужасно. Раньше я никогда не думала над этим... речь моя лилась просто и свободно, я исписывала целые холсты бумаги и могла писать о чем угодно. А сейчас этого нет. Это ты, м.б., захочешь объяснить тем, что письмо адресовано тебе ― это будет неверно.
Я хочу просто с тобой говорить обо всем, над чем мучительно думаю сама. Ну, кому же, как не тебе, я могу что- нибудь рассказать? Ведь признаться в своей беспомощности и слабости без риска, что над тобой же, при сочувствии, и посмеются, без риска вызвать не сожаление, а понимание ― я могу только тебе! Пусть это уронит меня в твоих глазах, но ведь ты поймешь, поймешь!.. Иначе...иначе ты не был бы моим любимым. Ведь в любви основное ― понимать друг друга! И какой смысл, если я стану скрывать от тебя свое состояние... Нужно быть искренним. Мое письмо ― полный контраст твоему, а ты говоришь о молодости моей души!
Обычно для меня твое письмо не только целый кладезь воспоминаний, не только поток, со стремительной силой захватывающий меня в объятья нежных слов, не только торопливое и учащенное дыхание... но еще и искренний смех. И за эти минуты полного безоблачного счастья, испытываемого при чтении твоих писем ― я хочу, солнышко...Ах! Не знаю, что хочу! Но я люблю тебя так... Разве можно выразить чувства словами?. Будем свято хранить их в сердце...Но ты пиши о них... Ведь только они согревают меня в Сибири. И пиши, не дожидаясь моих писем. У тебя жизненная чаша полнее, и ты найдешь, что писать мне. Прости, что доплатное...
Твоя Раиса.
Твоя Кисанька целует Солнышко.
P.S. 6/XII ― день моего рождения.
Р.P.S.Скверная привычка ― писать на полях, но я хочу поцеловать тебя, а места нет. Можно на полях уместить 10000000000 раз?
Арося ― Рае (Скорее всего конец ноября ― начало декабря 29 г.)ДРАМА БЕЗ ВЫСТРЕЛА в одном действии, при участии одного человека, распиленного надвое, одна половина А, другая Б.
А. Тарарарам, тарирам, ламцадрица ― о ца-ца Б. Ты что, с ума сошел, чего ты воешь и стучишь?
А. Получил...
Б. (перебивая) 100 рублей?
А. Идиот!.. Несколько тысяч под десятикопеечной маркой.
Б. Ага, понимаю...(подмигивает очень жуликовато)... Письмо получил?
А. Да. '
Б. От той ипохондр...ипохондр...Фу, черт! В общем, от той особы с ипохондрией?
А. Ничего подобного. Ипохондрия! Что такое ипохондрия? Как говорил Мендель Маранц, а если не говорил, то, наверно, скажет, ― ипохондрия в женщине ― это особого рода пудра, употребляемая для вящей интересности. Но видишь ли, Б., незачем передо мной интересничать сознательно, следовательно, ее ипохондрия была бессознательна, следовательно, открываю новый вечный закон ― ипохондрия ― это неотъемлемая часть женского настроения.
Б. А ты, дурак, в прошлый раз так разнервничался.
А. Ну да, сам ты дурак! Я ведь тогда еще не открыл этого закона. Теперь я уже...будьте уверены! (встает с дивана и, задумавшись, ходит). Как ты думаешь (обращаясь к Б.), это правильно, что я скверный мальчишка?
Б. Ха-ха-ха!!! Мальчишка?! Холосенький мальсисек! Бе- бе! По-моему, ты еще совсем крошечный. Агу, агу, маинький (трогает А. за подбородок).
А. Ты психопат! Не в этом смысле мальчишка, а в другом.
Б. В отношении того, что ты откровенничал за чужой счет?
А. Вот именно.
Б. Ну, так вот именно, что ты не мальчишка, а колесо от телеги. Я б тебе морду набил (становится в позу, сжав кулаки). Чтобы больше этого не было!
А. Не ори! Ведь тебя не знает Р. Ведь тетя давала мне читать письма от Миши, полные неги, восторгов и желаний. Когда люди нащупывают друг в друге что-то общее, они делаются откровеннее, и им хочется делиться своими радостями. Тем более что я, по своей слабохарактерности, после двухтрех просьб тети прочесть письма все-таки не дал ей. Это достижение. Я ей только так, схематично и привирая, рассказал содержание, а она (Господи, прости мне мое сквернословие) взяла и так насела на меня, два дня наседала, что я, по своей слабохарактерности, не выдержал и дал ей почитать. Но она все держит в громаднейшем секрете. И хоть Р. пишет, что у ней и стиля нет, и т. п. (скромность), тетя, как посторонний человек все-таки, так что ей можно верить, без ума именно от стиля. А я, а я, грешный, может быть, только потому и дал почитать, чтобы другие тоже знали, какая она у меня умная. А теперь в итоге «скверный мальчишка»!
