Ирвинг Стоун - Происхождение
– Какой странный, удивительный мир!
В конце мая они решили навестить сыновей в Кембридже и заранее заказали комнаты в отеле "Бул". Тридцать три года он не был здесь, с тех пор как он решил больше не возвращаться в университет. Покрытые дерном пологие склоны позади зданий колледжей спускались к реке и по-прежнему производили впечатление райских уголков, сад с деревом Мильтона у колледжа Христа сохранил нетронутой свою знаменитую красоту.
В понедельник с утра он свиделся с Адамом Седжвиком, который радушно приветствовал его. Седжвику было восемьдесят пять лет, и Чарлзу показалось, что его интеллект заметно ослаб. Тем не менее в тот вечер он был просто великолепен. Он предложил Чарлзу пройти в музей, но так трясся над каждым экспонатом, что довел своего более молодого друга буквально до изнеможения.
Чарлз пригласил его к обеду. На прощание Седжвик сказал:
– Мое сердце преисполнилось радости, когда я увидел вас во время семейной трапезы, окруженного счастливыми домочадцами и заботой любящей прекрасной супруги и дочерей. Как это не похоже на мою жизнь, жизнь старика, влачащего свое существование в безрадостном одиночестве!
Когда они остались одни, лицо Чарлза исказилось от боли. Он повернулся к жене.
– Почему он не женился на Сюзан? Ведь его так тянуло к ней. Она подходила ему во всех отношениях. У них обоих была бы совсем другая жизнь.
– Возможно, он и делал предложение, но она отвергла его, – мягко возразила Эмма. – Ты же сам говорил, что единственным мужчиной, которого она любила, был твой отец. Наверное, она не могла заставить себя уехать из Маунта.
Он снова принялся за работу над разделом "Эмоции", пытаясь окончательно выяснить вопрос, действительно ли перья у птиц поднимаются при испуге и в гневе. Он успел провести опыты над совами, лебедями, домашними и тропическими птицами, а также над кукушками. Он послал запрос одному из орнитологов с просьбой объяснить, совершает ли дикая утка-пеганка прыжки или танцеподобные движения во время отлива для того, чтобы морские черви выползли на поверхность. Он уже знал, что в неволе пеганки подпрыгивают, когда просят есть. Чарлз назвал эти движения выражением голода и нетерпения.
Адмирал Джеймс Саливен получил титул кавалера ордена Бани второй степени, что было на порядок выше награды Джозефа Гукера. Вскоре почетный ректор Оксфордского университета лорд Солсбери пригласил Дарвина в Оксфорд на церемонию присвоения ему почетной степени доктора канонического права. Чарлз вежливо отклонил приглашение, сославшись на нездоровье.
В "Оксфордской университетской газете" от 17 июня 1870 года появилось сообщение о его болезни. Конечно, газета ошиблась. Он был здоров, но сказал Эмме:
– Я больше не в состоянии выносить эти пустые формальные церемонии в Оксфорде, равно как и балы в Букин-гемском дворце.
В результате Оксфордский университет взял обратно свое предложение о присуждении докторской степени.
Эмма была расстроена отказом Чарлза. Ей хотелось, чтобы в Оксфорде ему была присуждена степень, которой не предложил Кембридж. Однако она не возражала против его решения. Ей случилось прочитать некоторые из его записей о выражении эмоций у человека и животных, и она не хотела обнаруживать свои чувства, если существовал хотя бы малейший шанс, что Чарлз может принять их как укор. Чувство горечи частично умерялось успехами Френсиса, который окончил Тринити-коллеяж перйым по естественным наукам и сдал экзамен с отличием. Он принял решение пойти по стопам деда и прадеда и выбрал медицину. Его приняли в больницу св. Георга близ Гайд-парка в Лондоне. Там он и должен был начать с осени свое медицинское образование.
Последнюю неделю июня Дарвины решили провести в Лондоне, а поскольку они не видели еще последних достижений строительного искусства, то проехались в экипаже Эразма мимо Гросвенора, где новые постройки лорда Вестминстера смахивали на Тюильри, осмотрели Вестминстерский мост и набережную, вдоль которой оживленно сновали пароходы, затем отправились к больнице св. Фомы, шесть корпусов которой, похожих на дворцы, выходили фасадами на реку; напротив Ламбета. Обратно вернулись по новому мосту Доминиканцев и Холборновскому виадуку. Открытые пространства перед Вестминстерским аббатством и парламентом являли собой величественное зрелище.
Пока Эмма с дочерьми ходила по магазинам, Чарлз навестил Гукеров. Недавно Гукер обедал у герцога Аргиль-ского.
– Его основная претензия к "Происхождению видов" – то, что вы не настаиваете на предопределенности порядка эволюции. Я сказал ему, что, по моему мнению, вы намеренно не касались этой проблемы и не пытались создать впечатление, будто занимаетесь происхождением жизни. Ваше дело – изучать ее явления.
Чарлз глубоко вздохнул.
– В вопросах религии у меня сплошная путаница. Я не в состоянии представить себе Вселенную результатом игры слепого случая. С другой стороны, я не вижу свидетельств в пользу какого-либо благодетельного замысла или плана, будь он даже детально разработан. Что же касается любой разновидности живых существ, из которых якобы каждой предопределен особый конец, то я верю в это не больше, чем в то, что каждой капле дождя заранее отведено место, на которое она упадет.
Наконец в августе он закончил работу над рукописью книги "Происхождение человека и половой отбор" и отослал ее в типографию. Почти все предисловия он писал после окончания работы над основным текстом. Чарлз полагал, что лучше всего говорить читателю правду и начать с того, что объяснить, как писалась эта книга, – ведь тогда и сама работа будет понята гораздо лучше. И он рассказал, что многие годы копил заметки на тему о происхождении человека без всякого намерения публиковать их; напротив, с твердым убеждением не давать их в печать, так как, по его мнению, это только усилило бы предубеждение против его взглядов…
"… В первом издании "Происхождения видов" мне казалось достаточным отметить, что эта книга бросает свет на природу человека и истоки его истории. Это означает, что мы должны включить человека, наравне с другими живыми существами, в любой вариант его возникновения на нашей планете. Теперь все предстает в совершенно ином свете… По крайней мере, достаточно большое количество естествоиспытателей должны допустить, что любые виды представляют собой модификации предшествующих видов. Особенно много среди них молодых ученых. Все больше становится тех, кто признает фактор естественного отбора…
… Я пришел к выводу, что должен собрать свои заметки, чтобы убедиться, насколько выводы, содержащиеся в моих более ранних работах, могут быть применимы к Человеку".