Валерий Золотухин - Знаю только я
«Ему от Бога, от папы с мамой дано было, наверное, очень много». — Демидова.
Спокойствие, только спокойствие. Нельзя дневник на секунду без присмотра оставить, все заглядывают, читают, делают выводы и скандалят, потому что программа на скандал заложена заранее и теперь уже навсегда. Да хрен с вами со всеми.
Вчера я, зайдя в буфет пообедать, решил, что я его не заработал. А «заработать» для меня означало — решиться на поход в театр Губенко за книгами, в гримерную 307. И я пошел. Я встретился с Губенко. Я не мог смотреть на него, отводил глаза, не знаю почему — мне было стыдно, а его, тоже не знаю почему, безумно жаль… Странный, неухоженный быт… Постаревший Николай с потухшим, что называется, взором…
«Они хотят правительственным путем… к 80-летию Любимова сделать ему подарок… Ну что ж, было 27 судов, на этот раз их, может быть, будет меньше, 10… До конца жизни хватит…»
До конца чьей жизни, хотел я уточнить, но не стал.
Почему нет голоса? От нервов. От скандалов, от выяснений. Не забрала же голос жалость к Коле, которого хотелось обнять и прижать к сердцу со словами «что мы наделали!». У нас одна гримерная с ним в новом здании — 307, ключ от гримерной у него, а ключ от шкафа у меня. Любопытное совпадение-наблюдение…
Губенко:
— Четыре года мы не получаем ни копейки бюджетных денег… Ты понимаешь, что такое 4 миллиарда… каждый год по миллиарду… это каждый день по друзьям с протянутой рукой…
— У вас нет учредителя… Найдите…
— Не берет никто. И наши деньги уходят к вам…
— А у нас говорят, что наши деньги уходят к вам.
30 октября. Четверг
Володя! Владимир! Владимир Семенович! Спасибо тебе, что случился ты в судьбе моей, в жизни нашей… Вся моя жизнь после твоего ухода освящена твоим именем, тем, что рядом был много лет я с тобой, что выпала мне честь ругаться, соперничать и любить тебя… Господи! Благодарю Тебя за то, что судьба взяла меня за руку и перевела из «Моссовета» в «Таганку». Ведь только Ты, Господи, сделал это для меня… И за одно это я день и ночь должен славить Тебя. А я-то, грешный, все это себе в заслугу вменял. Прости, Господи! Прости меня, грешного. Сделай что-нибудь, чтоб изменить мне себя и вернуть в сердце смирение и любовь к имени Твоему. Господи, Иисусе Христе, прости меня грешного. Аминь.
Часть пятая. Марат и Моцарт
1998
8 января. Четверг Бортник: «Я не заметил, как быстро ты из провинциала превратился в мерзавца».
Мне это очень понравилось. Я даже не успел обидеться, до того я от души хохотал точности постановки вопроса и остроумию…
10 января. Суббота
Рыжий[352]:
— Золотухин сказал, что он де Сада не отдаст[353].
Любимов:
— Золотухин спился и погиб… «Не отдаст»!
— Нет, не погиб. Он будет играть. Для него в этой пьесе есть «стимул и ндт».
Это заявление шефа надо мужественно воспринять, вникнуть, пережить — и вывод сделать один: шеф всегда прав, и не обижаться за эти слова на шефа, а попытаться исправить его мнение по этому пункту обо мне. Не озлиться.
12 января. Понедельник. Кабинет, вечер
99-й год. Это что! Пушкин родился в 1799-м. Вот так. Если рожать, то Пушкина или Ахматову… Всю дорогу я счастливо смеялся.
15 января. Четверг
Любимов сказал: «Золотухин — сложный человек».
Несколько часов спустя позвал меня к себе шеф, обласкал взором (а я все жду, затаясь, когда он мне скажет про «Мой Эфрос»; когда донесут ему — тогда и скажет) и сказал:
— Хорошо они сделали передачу о тебе, и я там ничего сказал… с юмором. Интересно Плахов придумал… Нет, хорошо. Но эта… Демидова… Я бы на твоем месте сказал: «Вырежьте ее на хрен!» Ну, что это такое. Ну да, я понимаю, ты не вмешиваешься… но что это…
Я понял: его больше всего возмутил тезис Демидовой «Золотухин — самостоятельный человек». Пора заводить свое дело и уходить из-под Любимова, «досостояться», дескать, Любимов уже дать как бы ничего не может.
16 января. Пятница. Мариуполь
Вчера за вечерей вспоминали Иван с шефом Целиковскую.
— Сколько ты прожил с Шацкой?
— 15 лет.
— Да, тоже срок. А я 20… Терпеливые мы с тобой люди, — сказал шеф, усмехаясь…
1 февраля. Воскресенье. Йошкар-Ола
«Жизнь — это практически то, что мы сами себе придумываем», — услышал я по телефону от актрисы Мирошниченко и подивился мудрости и точности изречения.
18 февраля. Среда, мой день
«Гришенька» Александров вскоре после смерти Л.Орловой женился на вдове своего сына от первого брака, с которой сделал монтажный фильм «Любовь». Когда Ю.Завадский хотел ввести на роль миссис Сэвидж больную Марецкую, «звезда» показала зубки: «Если следующий спектакль не мой, я звоню министру культуры».
Отчего подобного нет в моем характере даже близко?! А у Володи было, и в избытке.
Орлова — пунктик — боялась потерять молодость и красоту. «Всю жизнь я режимила».
Почему-то просверкнула мысль: надо приготовиться жить без Ирбис, а приготовиться — это значит освоить, или начать, надежное самостоятельное дело. Может, к тому подспудно призывала меня Алла Демидова по ТВ.
Мы снижаемся. Всю дорогу от Владивостока до Москвы душа трудилась. «Спид-инфо» до корки. О всех женах Высоцкого — и о Тане Иваненко, и о Насте… И о Ксюхе. «Он умер у меня на руках».
25 февраля. Среда, мой день
Илья:
— Я был начальником Калининградского порта. Приехал Театр миниатюр Полякова. Я пригласил весь театр, устроили прием. Там были две потрясающие девки: Томка Витченко и Рысина. У меня разбежались глаза. Они даже смеялись надо мной: «Смотри, он не знает, на ком остановиться!» Ладно. Томка жила в Москве — набережная… там полукругом спускается дом. Лето 1964 года. Я приезжаю в Москву. Прихожу к ней, мы сидим, выпиваем. Где-то поздно ночью звонок, приходит парень… Мы сидим, выпиваем втроем. Три часа ночи. Кто-то должен уйти. Мы ждем, кто это сделает. Она не провожает, не выгоняет никого… нам весело… но мы ждем друг от друга, кто уйдет. В конце концов мы уходим вместе… Прощаемся, берем такси. Он уезжает в одну сторону, я — в противоположную. Через пять минут к ее подъезду подъезжают одновременно два такси. Выходит этот парень, выхожу я… Мы рассмеялись и опять поднимаемся вместе. И до 12 дня выпиваем… Этот парень был Володя Высоцкий. Тогда я, разумеется, не знал… Хотя он и тогда был с гитарой и пел.
