Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
Так, следуя своей судьбе, которая, по моему суеверному капризу, звала меня в Константинополь, куда, как мне казалось, должен был я непременно отправиться, я пошел на площадь Сан-Марко, очень любопытствуя всех повидать и показать себя всем, кто меня знал и кто должен был удивляться, не видя меня больше аббатом. Начиная с Ревере, я стал носить на своей шляпе красную кокарду.
Мой первый визит был к г-ну аббату Гримани, который, увидев меня, издал громкое восклицание. Он увидел меня в военной одежде в то время, когда полагал, что я у кардинала Аквавива на пути к высокой политике. Он находился за столом, в большой компании. Я отметил среди других офицера в испанской форме; но это меня не обескуражило. Я сказал аббату Гримани, что, будучи проездом, был счастлив возможности засвидетельствовать ему свое уважение.
— Я не ожидал увидеть вас в этом одеянии.
— Я счел разумным отказаться от церковного, в котором не мог надеяться на карьеру, способную меня удовлетворить.
— Куда вы направляетесь?
— В Константинополь, надеюсь найти удобную пересадку туда с Корфу. У меня поручение от кардинала Аквавива.
— Откуда вы сейчас?
— Из испанской армии, где я был десять дней назад.
При этих словах я слышу голос молодого сеньора, который говорит, глядя на меня: «Это неправда». Я отвечаю ему, что мое положение не позволяет мне терпеть обвинение во лжи.; говоря это, я делаю общий поклон и удаляюсь, не обращая внимания на персону, которая пытается меня остановить. Облаченный в униформу, я считал обязанным проявлять соответствующую спесь. Не будучи более священником, я не должен был терпеть оскорбление. Я отправился к мадам Манцони, которую мне не терпелось увидеть, и чей прием меня обрадовал. Она мне напомнила свои предсказания, которые оказались бесполезны. Она хотела знать все, я удовлетворил ее любопытство, и она сказала мне с улыбкой, что если я направляюсь в Константинополь, вполне возможно, что она меня больше не увидит.
Выйдя от нее, я отправился к мадам Орио. Я явился для нее сюрпризом. Она, старый прокурор Роза и Нанет с Мартон при виде меня окаменели. Они показались мне похорошевшими за эти девять месяцев, историю которых они тщетно хотели услышать. История этих девяти месяцев не была такова, чтобы понравиться мадам Орио и ее племянницам: рассказав ее, я бы упал в их невинных душах; но это не помешало нам провести восхитительные три часа. Видя энтузиазм старой дамы, я сказал, что она может располагать мной все четыре или пять недель, что я должен оставаться в ожидании отплытия моего корабля, поселив меня у себя и предоставляя мне обед, но при условии, что я не буду ей в тягость. Она ответила, что была бы счастлива, если бы имела комнату, и Роза сказал, что она у нее есть, и в течение двух часов он берется ее меблировать. Это была комната, смежная с комнатами племянниц. Нанетт сказала, что в таком случае они с сестрой могли бы выселиться из комнаты и спать в кухне; на это я ответил, что, не желая причинять неудобство, я останусь в своей гостинице. Мадам Орио на это заметила племянницам, что им нет нужды переселяться, потому что они могут запираться.
— Им в этом нет необходимости, мадам, — сказал я с серьезным видом.
— Я знаю; но есть сплетники, которые что-нибудь подумают.
Я заставил ее принять пятнадцать цехинов, уверив, что богат и что я при этом выгадаю, потому что месяц в гостинице мне обойдется дороже. Я сказал, что отправлю к ней мой чемодан и с завтрашнего дня перееду к ней с ночлегом и с питанием. Я видел радость, проявившуюся на лицах моих маленьких женщин, которые восстановили свои права на мое сердце, несмотря на образ Терезы, который все время стоял перед моим внутренним взором.
На следующий день, отправив свой чемодан к мадам Орио, я отправился в военное бюро; но во избежание всяких неприятностей я пошел без кокарды. Майор Пелодоро бросился мне на шею, увидев меня в военной форме. Когда я сказал, что должен ехать в Константинополь, и что, несмотря на униформу, в которой он меня видит, я свободен, он сказал, что мне надо воспользоваться случаем отправиться в Константинополь вместе с байо, который должен отплывать на два месяца позже, и постараться при этом поступить на венецианскую службу.
Этот совет мне понравился. Военный Советник Республики, который был все тот же, что знал меня по прошлому году, увидев, узнал меня. Он сказал, что получил письмо из Болоньи, в котором говорится о дуэли, делающей мне честь, и что он знает, что я в ней не признаюсь. Он спросил, получил ли я отставку, уволившись с испанской службы, на что я ответил, что не могу получить отставку, потому что никогда не состоял на службе. Он спросил, как я смог попасть в Венецию, не пройдя карантин, на что я ответил, что для тех, кто едет из Мантуи, карантин не нужен. Он также посоветовал мне поступить на службу моей родины.
Выйдя из Дворца Дожей, я встретил под Прокурациями аббата Гримани, который сказал, что мой внезапный уход от него не понравился всем присутствовавшим.
— Испанскому офицеру также.
— Нет. Он, наоборот, сказал, что если это правда, что вы десять дней назад находились в испанской армии, вы правы, и, более того, он знает, что вы действительно там были, и он показал газету, в которой говорится о дуэли, и о том, что вы убили своего капитана. Это, действительно, басня.
— А кто вам сказал, что это басня?
— А это правда?
— Этого я не говорю; но это может быть правдой, как и то, что я был в испанской армии десять дней назад.
— Это невозможно, по крайней мере, если вы не нарушали санитарный кордон.
— Не было нарушения. Я публично пересек По в Ревере, и вот я здесь. Я рассержен и не могу больше появляться у Вашего преосвященства, по крайней мере до того, как персона, оскорбившая меня, не даст мне соответствующего удовлетворения. Я мог терпеть обиды, пока исполнял обет смирения, но сейчас я исполняю обеты чести.
— Вы неправы, говоря таким тоном. Тот, кто вас оскорбил — г-н Вальмарана, теперешний проведитор здравоохранения, который ответственен за то, чтобы переходы были закрыты и вы, соответственно, не могли бы быть здесь. Удовлетворение! Вы забыли, кто вы есть?
— Нет. Я знаю, что в прошлом году я мог сойти за труса, но сегодня я заставлю раскаяться любого, кто мной пренебрегает.
— Приходите ко мне обедать.
— Нет, потому что этот офицер об этом узнает.
— Он даже вас увидит, потому что обедает у нас каждый день.
— Очень хорошо. Я возьму вас арбитром в моем споре.
Обедая с Пелодоро и тремя или четырьмя офицерами, которые все вместе говорили, что я должен поступить на венецианскую службу, я решился. Молодой лейтенант, здоровье которого не позволяло ему отправиться в Левант, хотел продать свое место; он просил за него сто цехинов, но этого было недостаточно: необходимо было получить разрешение Советника . К вечеру я пошел к мадам Орио, где прекрасно устроился. После приличного супа я имел удовольствие увидеть племянниц, которых сама их тетя обязала прийти помочь мне обустроиться в моей комнате.
