Т. Полнер - Дейвид Гаррик. Его жизнь и сценическая деятельность
Шеридан встретил Гаррика на пристани. После первых приветствий знаменитый артист завел разговор о делах: ему хотелось поступить в театр на жалованье, а опасная перспектива антрепризы мало улыбалась его осторожному уму. Шеридан отказался от такого предложения наотрез. Гаррик настаивал. Тогда решительный антрепренер вынул часы и дал ему 5 минут на размышление. Дейвид подумал и согласился. Большинство ролей играли они в очередь, а некоторые заранее поделили между собой. Сезон оказался чрезвычайно удачным, а спектакли, в которых принимали участие все три артиста, вызывали полную сенсацию. Вообще, город был тогда еще оживленнее, чем обыкновенно: во главе Ирландии стоял законодатель мод знаменитый лорд Честерфилд, сильно «ожививший» столицу. Помимо маленьких уколов самолюбия, которые старательно готовила ему мисс Беллами, Гаррик был вполне счастлив: аплодисменты, стихи, масса знакомых и громадная прибыль должны были вполне вознаградить его за приезд в Дублин.
В апреле он довольно холодно распрощался с Шериданом и уехал из Ирландии. Дела антрепризы пошли отвратительно, плата актерам была приостановлена, и Гаррик прислал Барри значительную сумму денег, чтобы выбраться из возникших затруднений.
В Лондоне дела шли хуже и хуже: восстание Карла Эдуарда, его победоносное шествие к Лондону, быстрая смена министерств, а затем Куллоденская битва и резня, устроенная герцогом Кумберлендским в Шотландии, – все это занимало умы толпы, и ей было не до театров. Партер и ложи пустовали, актеры получали половинное содержание, а антрепренеры охали и бранились. Положение Лэси было тем хуже, что Гаррик и Сиббер отказывались от ангажемента, и он ворчал, жалуясь на заговор двух лучших артистов. Однако когда в июне прибыл в Лондон один из немецких князьков, начались празднества в неурочное время, и Рич, желая воспользоваться этим случаем, предложил Гаррику устроить с ним пополам шесть спектаклей. На долю знаменитого артиста досталось 3 тысячи рублей «чистых». Слоняясь без дела по улицам Лондона, Гаррик решился лучше уехать в Личфильд и провести там свободное время. Мистер Фицджеральд приводит письмо Гаррика, прекрасно характеризующее тогдашнее положение дел. Вот оно:
«Я получил чрезвычайно странное письмо от мистера Лэси, полное лживых и противоречивых обвинений, низкой клеветы и диффамации. Хотя сплетение этим летом двух несчастных созвездий отнюдь не предсказывало мне ничего хорошего, но, полагая все надежды на правоту моего дела, я осмеливаюсь пренебречь этим предзнаменованием… Он прислал мне контракт в 5 тысяч рублей на 3 года; на это я, разумеется, отвечал отказом. Я не желаю связывать себя на долгое время и не согласен получать жалованья меньше, чем прежде. Я не могу играть серьезные роли два дня подряд. Вообще, я работал последний сезон через силу и, когда мистер Шеридан или миссис Сиббер не играли, лез из кожи, чтобы поддержать спектакль. Если до вас дошли какие-нибудь неблагоприятные для меня слухи, пожалуйста, немедленно напишите, и я сейчас же отвечу вам. Простите, пишу очень небрежно и невнимательно: вокруг меня толпа братьев и сестер… сестер больше, а потому шуму и возни не оберешься… Вся наша местность взволнована до сих пор инсургентами. Что касается до меня, то я очень мало боюсь их и думаю даже поступить в войска волонтеров, так как за недостатком ангажементов мне, кажется, не придется играть в этом году другого амплуа».
Однако ангажементы появились, и артисту нужно было только выбирать. Он остановился на Ковент-Гардене, где ему, конечно, пришлось играть самые разнообразные амплуа, так как в труппе, кроме него, находились Куин, Уудвард и Риэн; из дамского персонала выделялись Сиббер и Причард. Но Лэси не унывал: он собрал тоже прекрасные силы: Барри, Мэклин, Дилэн, Гиффар, Клайв и Уоффингтон могли постоять за себя. Барри выступил в «Отелло». Успех был полный: толпы сбегались смотреть его. Старик Сиббер провозгласил его в этой роли выше Беттертона, а Мэклин торжествовал, видя, что его протеже (они сдружились) будет опасным соперником Гаррику. Роль Ромео впоследствии еще более выдвинула молодого артиста и поставила его наряду с лучшими актерами того времени. Сравнивать их с Гарриком, конечно, невозможно: все преимущества jeune premier были на стороне Барри, и удивительно только, как Гаррик еще мог соперничать с ним в этих ролях. Впрочем, он охотно признавал преимущества молодого актера и первый кричал везде, что это «лучший из всех виденных им любовников». Но это был лишь превосходный, изящный и симпатичный артист, а Гаррик был гений, произведший революцию на сцене, создавший новую школу, разнообразный, меняющий себя каждый вечер с головы до ног и являющийся перед публикою не под разными «соусами», а перерождающийся с каждой ролью. Пьяный развратник Джон Брут, сияющий молодостью и жизнью Ромео, задумчивый Гамлет, целый ряд хлыщей и франтов и, наконец, величественный Лир, несчастный и сумасшедший, – да разве был хоть один актер, который столько ролей играл бы с совершенством?! Шеридан, Барри, впоследствии Моссон и Повель могли только, выражаясь словами Дорена, колебать трон Гаррика, но свергнуть его «было не в их слабых силах». Наш артист выступил в роли Гамлета и, конечно, имел громадный успех. Этой же зимой поставил Гаррик свою третью пьесу «Подросточек» («Miss in her teens»), также переложенную им с французского. Пьеса имела громадный успех. Д. Е. Беккер уверяет, что после 15-го ее представления Гаррик неожиданно увидел на афише извещение о втором своем бенефисе (которого не было в контракте): оказалось, что Рич в благодарность за сборы, доставленные ему этой пьеской, сделал сюрприз ее автору. Но едва ли в действительности это могло быть. Рич терпеть не мог знаменитого артиста и пригласил его только по необходимости. Отношения их были очень неважны, а Гаррику, конечно, передавали, как знаменитый арлекин (далеко не молодой уже в то время) ползал на корточках и немилосердно кривлялся, изображая сцену проклятия в «Лире» «на манер Гаррика». Вообще, это был необыкновеннейший чудак, вечно пасмурный, путавший и перевиравший самым фантастическим образом фамилии авторов и актеров и не желавший слышать, что тот или другой актер делал ему сбор. Наполнять зал мог только он своим искусством как арлекин, режиссер и антрепренер, и чем более выделялся актер своим успехом, тем он был противнее мистеру Ричу. Часто слыша, как шумит в театре многоголосая толпа, собравшаяся смотреть Гаррика, он подходил к занавесу, смотрел в дырочку и мрачно бормотал про себя: «А, вы пришли… вы все пришли в театр? Посмотрим же, много ли хорошего вы отсюда вынесете?» И действительно, он готов был пойти на какие угодно убытки, чтобы только видеть унижение своих премьеров. Когда сезон закончился, в его кассе оказалась грандиозная сумма в 80 тысяч рублей, но, тем не менее, он расстался с Гарриком, ни одним словом не заикнувшись об ангажементе на будущий год. Скоро ему пришлось очень в этом раскаиваться.
