Феликс Чуев - Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы
вали «Большой Том». Он по праву признается одним из создателей компартии Австралии, и приезжающие в Москву австралийские коммунисты считают своим долгом возложить цветы на могилу «Большого Тома» за мавзолеем Ленина.
Остались неопубликованные доныне записки Артема. В них меня поразили характеристики известных по истории нашей лиц, например Григория Ивановича Котовского. В моем представлении это был отчаянный комбриг-рубака, «храбрейший среди скромных наших командиров, скромнейший среди храбрых- таким я помню товарища Котовского. Вечная ему память и слава!» Эти сталинские слова врезались со школьных дней, они бронзовели на конном памятнике в Кишиневе, городе, где прошло мое детство. А Артем пишет о Котовском, как об очень тонком, интеллигентном человеке, мягком, умном, начитанном, музыкально образованном. Совсем иной, не хрестоматийный взгляд у Артема и на другого героя гражданской войны – Василия Ивановича Чапаева. Но это уже другой разговор…
Артем погиб в июле 1921 года под Москвой в потерпевшем крушение аэровагоне. Была такая новинка железнодорожной техники. Помнится, долгое время гибель его связывали с происками Троцкого. Не знаю, насколько это так, но совершенно достоверно: они друг друга не любили, а сам Артем дружил со Сталиным. В письме к одному из лидеров английских коммунистов Галлахеру он пишет: «Сталин – единственный настоящий вождь. Остальные – либо: «Ура! Мы победим!» или: «Караул! Все пропало!»
Уезжая в Кронштадт на подавление мятежа, Артем попросил Сталина:
– Если со мной что случится, присмотри за моими!
Случилось немного позже, летом. После гибели Артема остались его жена и крошечный сын, родившийся в марте 1921 года и названный Артемом. Он появился на свет в том же знаменитом московском родильном доме Грауэрмана, что и сын Сталина Василий – разница в неделю.
Сталин не забыл семью погибшего друга. Артем рос вместе с Василием. Старший сын Сталина Яков жил уже отдельно, а Светлана родилась позднее.
Мы его считали приемным сыном Сталина,- говорил мне об Артеме-младшем В. М. Молотов.
Первое время он был с матерью Елизаветой Львовной, а потом воспитывался в детдоме, где росли дети многих крупных деятелей, у которых были живы родители. Жена Сталина Надежда Аллилуева принимала участие в создании этого дома в 1923 году. Организовали его на Малой Никитской, 6, где теперь горьков-ский музей.
Там была какая-то лаборатория – занимались воспитанием детей на основе полового инстинкта,- вспоминает Артем Федорович Сергеев.- Матери работали и считали, что дети должны расти в новых условиях.
Елизавета Львовна служила директором туберкулезного санатория- много туберкулезников было в ту пору. И одно время, в 1929 году, Артем Федорович жил с.матерью в Нальчике, где она была начальником так называемого облздрава.
Вот я воспитывался сначала в детдоме, потом в детском саду. И очень много времени проводил на квартире у Сталина. На юг он часто брал меня с собой- в 1924-м, в 1925-м… В 1934-м ездил с ним.
Артем Федорович, конечно, не видел Сталина на работе, но хорошо помнит его быт. Впрочем, и дома у Сталина продолжалась работа. Когда он возвращался со службы, за ним шел его помощник Поскребышев с мешком писем и высыпал их на большой стол. Вероятно, прежде чем попасть к Сталину, письма эти заранее сортировались, отбирались, но он читал их постоянно, огромное количество, и на каждом оставлял пометки.
Сидел за длинным столом с краю, листал письма. В основном это были, разумеется, просьбы, жалобы. Некоторые он зачитывал вслух.
Артему Федоровичу врезалось в память письмо шахтеров о том, что у них нет горячей воды и после смены негде помыться. «Директора судить как врага народа», – написал Сталин на письме.
Один летчик поделился с вождем своей квартирной проблемой: обещают и ничего не дают. «Если и Вы не поможете, товарищ Сталин, буду жаловаться выше».
Интересно, куда, какому богу собирался жаловаться летчик, но квартиру получил незамедлительно…
А я вспомнил, как в 60-70-е годы мыкался с жильем пилот Авиации дальнего действия Герой Советского Союза Репин, после того как его уволили из армии по хрущевскому сокращению. Больные жена и дочь, сам заболел, и жить негде. Москвич, он из столицы уходил на фронт, летал бомбить Берлин, получил Звезду Героя, а к престарелым родителям не прописывают – площадь не позволяет. И приходится ходить «по инстанциям», надевая иконостас боевых наград, кои уже у чиновников не вызывают ничего, кроме раздражения. Наскреб деньжат, купил в Люберецком районе развалюху, на восемьдесят процентов, как подсчитала потом комиссия, непригодную к жилью. Пришел в Люберцах в исполком просить жилье – сказали: «В порядке общей очереди».
Куда ни писал – бумаги шуршали по кругу. Дошло одно из писем до Н. В. Подгорного, тогдашнего нашего президента, который наложил решительную резолюцию о немедленном предоставлении Герою квартиры из имеющегося резерва. Еще два года ждал Александр Иванович исполнения исполкомом высочайшего повеления, отчаялся и написал своему бывшему командующему Главному маршалу авиации А. Е. Голованову.
Маршал связался с боевыми друзьями-летчиками, попросил их помочь Репину вынести вещи на улицу, поселиться в палатке, а хибару сжечь. Так и сделали славные соколы, после чего Герой наконец-то получил двухкомнатную квартиру.
Мне подумалось: что было б, случись такое при Сталине,- возможно, весь исполком строем пошел бы на Колыму…
– Сидит Сталин дома за столом,- вспоминает Артем Федорович,- открывает бутылку нарзана, а крышка вместе с горлышком обламывается. Вторая, третья… Так пять штук… Просит принести подобную импортную воду (а не любил все заграничное!). Принесли. Нормально открыл пять бутылок подряд и выдал соответствующую резолюцию по отечественным бутылкам…
Из современной литературы любил Зощенко. Иногда нам с Василием читал вслух. Однажды смеялся чуть не до слез, а потом сказал: «А здесь товарищ
Зощенко вспомнил про ГеПеУ и изменил концовку!» «ГеПеУ!» – воскликнул Сталин.
Артем Федорович подтверждает своими рассказами весьма скромный, непритязательный быт Сталина. Квартира его помещалась в двухэтажном доме у Троицких ворот Кремля. По нынешним понятиям неудобная была квартира. Это отмечал еще Ленин в одной из своих записок, а мне рассказывал Молотов.
Все комнаты проходные. В прихожей стояла кадка с солеными огурцами – любил. На вешалке висела его старая доха мехом наружу. Он часто ходил в ней. По-видимому, она появилась у него с гражданской войны, но многие считали, что привез он ее из ссылки, из Туруханского края. Тут же помещалась и фронтовая шинель, которую ему однажды пытались заменить, но он возмутился: «Вы пользуетесь тем, что можете мне каждый день приносить новую шинель, а мне эта еще лет десять послужит!»
