Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование
В 1941-м году Сидорову исполнилось пятьдесят лет, в своей области он был известным ученым, имел широкие связи в кругах московской интеллигенции, как бывшего дворянина, у которого от рук большевиков погибли отец и братья, его не чурались и те, кто жил воспоминаниями о дореволюционном прошлом. Доверия к нему прибавляло и то, что в начале 30-х годов, когда он уже давно числился в агентурных списках, ему не удалось избежать шельмования за «буржуазный» характер его научных трудов». (http://www.compuart.m/article.aspx?id=17999&iid=832). Сидоров извлёк урок и стал в научной работе избегать тем, каким-либо образом связанных с современностью. В НКВД Сидорову присвоили оперативное имя «Старый». Чем он завоевал доверие «органов» к июлю 1941 года, я не знаю и даже, честно говоря, страшусь узнать. К операции «Монастырь» его привлекли, судя по всему, как человека с определённым именем, способного придать дополнительный вес планируемой комбинации. Нужен он был и как осведомитель, связанный с теми людьми в Москве, а их были, конечно, единицы, которых несмотря на монархические взгляды НКВД на всякий случай держал на свободе. Теперь этот случай настал. Была завербована, и привлечена к операции под оперативным псевдонимом «Мир» и жена Сидорова.
Итак, агенты НКВД Демьянов — «Гейне», Березанцева — «Борисова», Сидоров — «Старый» и Сидорова — «Мир», должны были составить ядро тайной, ждущей прихода немцев в Москву монархической организации, получившей от НКВД наименование «Престол». На роль номинального вождя этой организации-фантома чекисты выбрали хорошо известного Сидорову — «Старому» человека. Тем боле надо полагать, что от Сидорова в НКВД и поступала основная информация о взглядах и намерениях этого человека, так как они находились в дружеских отношениях или, по крайней мере, Сидоров поддерживал с ним более или менее постоянную связь. Звали его Борис Александрович Садовской.
«Уволенный в отпуск труп»
«И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамен не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
Единой истины искал».
Так Садовской написал о себе в его вариации на вечную тему памятника поэту. По отношению к знаменитому пушкинскому «Памятнику» она звучит как вызов, почти как пародия:
«Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
И не поклонится толпе».
Жизненная стратегия Садовского принципиально отличалась от той, что исповедовал Сидоров. Садовской в силу трагических обстоятельств был вынужден жить в СССР, а Сидоров стал советским человеком. А это, смею уверить молодое поколение, большая разница. И тем не менее на протяжении десятилетий их связывали какие-то прочные нити, о природе которых можно только догадываться.
Они знали друг друга с дореволюционных времен. Так, в конце 1912 года Садовской приглашал Сидорова к сотрудничеству в «Русской молве», где он какое-то время редакторствовал. Но, как заметила одна из современных исследователей литературной деятельности Сидорова, Садовской был «чуть ли не единственным литератор, вызывавший как печатные, так и оставшиеся в рукописи нападки Сидорова». Чем он ему досадил? Особенностями поведения, отличиями стихов и прозы? Определённостью враждебных будущему «Старому» убеждений? Ученики Сидорова вспоминали, что говоря о временах своей молодости, маститый, как когда-то говаривали, ученый любил иронизировать: «В ту пору, когда я был поэтом…» В зрелом возрасте он к своим поэтическим опытам всерьез не относился. Вспоминая свое едва закончившееся поэтическое ученичество, Алексей Сидоров писал в одном из неопубликованных стихотворений, относящихся к тому же 1912 году:
«Мы сообщали старшим опыт свой,
Что равных нет Волошина спондеям,
Что скверно ямбом пишет Садовской».
Однако Садовской был снисходителен к юному коллеге, что в принципе, особенно в молодости, было для него совсем не характерно. Что-то привлекало его в задиристом тогда молодом человеке. Но что-то влекло и Сидорова к нему. Не те ли качества, которыми он потом потаённо восхищался в Волошине?
Надо полагать, что после того, как уже при советской власти Садовской снова поселился в Москве, Сидоров возобновил с ним знакомство, в том числе и в интересах НКВД. А Садовской не забыл о задиристости и самостоятельности суждений молодого Сидорова. О тех его качествах, которые к тому времени, увы, исчезли по мере общения последнего с жизнью вообще и с советской властью в особенности.
Нужно заметить, что с Садовским у Судоплатова тоже вышла путаница. Наряду со «скульптором Сидоровым» он называет «поэта Садовского» в числе лиц, привлечённых к операции «для придания достоверности». По мнению Судоплатова Садовской, как и Сидоров, учились в Германии и поэтому «были известны немецким спецслужбам». На самом деле Садовский, или, как он предпочитал называть себя, Садовской, в отличие от Сидорова, не только в Германии, но и вообще за пределами России никогда не был. А вот в организации «Престол», что запамятовал Судоплатов, ему была уготована роль не рядового члена, а «руководителя» или, точнее, малопочтенная функция подсадной утки.
Методика создания подобного рода организаций была отработана советскими спецслужбами еще с 20-х годов, со времен операции «Трест» и ей подобных. Если не рассуждать о благой цели защиты социалистических завоеваний, которая сегодня может вдохновить только неисправимого коммуниста, и характеризовать только средства, то в основе всех этих операций лежала провокация (http://www.loveread. ec/read_book.php?id=20114&p=52). Старая добрая провокация, отработанная еще царской «охранкой». Неслучайно существует версия, подхваченная даже официальным сайтом Службы внешней разведки России (http://svr.gov.ru/smi/2005/vpkurjer20050831.htm), согласно которой идею «Треста» Дзержинскому подсказал бывший шеф корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел
Российской империи, то есть его заместитель в терминологии того времени, Владимир Джунковский, которого руководитель ВЧК якобы сделал своим советником. Правда автор недавно вышедшей биографии Джунковского (http://anadun.livejournal.com/855.html), изучившая его дело в архиве ФСБ, не нашла никаких подтверждений тому, что он каким-либо образом сотрудничал с чекистами. Так или иначе, но схема провокации была такова: создавалась мифическая организация, в неё для прикрытия вовлекались люди антисоветских убеждений, искренне верившие в то, что они участвуют в реальном деле. Это придавало легенде особую жизненность, а за их спинами агенты ВЧК-ОГПУ завлекали в Россию эмигрантов и иностранных шпионов. Так попался в руке чекистов знаменитый террорист и писатель Борис Савинков, а в рамках операции «Трест» они заманили в СССР и уничтожили англичанина Сиднея Рейли, за которым охотились со времен гражданской войны. Для организации перехода финляндской границы чекисты использовали связи резидента руководителя РОВС Кутепова в Финляндии. Этим резидентом был Николай Бунаков, в прошлом морской офицер. Был ли он родственником Александра Демьянова, я не знаю. Но уж, воистину, бывают странные сближенья…
