Дмитрий Колокольцов - Экспедиция в Хиву в 1873 году. От Джизака до Хивы. Походный дневник полковника Колокольцова
Как только успели установить войска в каре, и выставить перед каждым фасом пикеты, неприятель открыл по последним ружейный огонь. Наши отвечали, конечно, с большим успехом, чем их противник, так как убивали у него и лошадей, и всадников; при каждом таком случае, перестрелка умолкала, потом вновь возобновлялась и хотя изредка, но продолжалась, с самого вечера, почти во всю ночь.
При наступлении вечерней зори, когда было ещё довольно светло, начальник отряда просил позволения командующего войсками с зоревой пушкой послать неприятелю гостинец, но генерал-адютант фон-Кауфман не разрешил этого, и выстрел был сделан холостым зарядом. Туркмены, слыша сильный удар из орудий, обращённый в их сторону, но не чувствуя никакого вреда от него, полагали, вероятно, что и наши выстрелы столь же неудачны, как и их; нам показалось, что они ещё более приободрились после того, так как не переставали попаливать во всю ночь, думая этим пугать нас.
Я стал было уже засыпать, как внезапный свист пули над головой заставил меня проснуться; полагая, что неприятель, быть может, приблизился к нам, я встал и подошёл к 1-й роте стрелков и к орудию. Но, кроме часовых, всё лежало, и на мой вопрос артилерийский часовой отвечал: «дурят, ваше высокоблагородие, собаки». Через несколько времени я вторично услыхал такой же свист, но уже лень было встать; я только [41] прислушался, не встали ли наши, а потом заснул и проснулся только тогда, когда ударили подъём.
11-е мая. Близ урочища Уч-чучак
Часу в четвёртом утра все стали подниматься и тотчас вьючиться. Выстрелов с неприятельской стороны уже не было слышно; однако, туркмены виднелись в больших массах за дымившимися ещё кострами, которые они развели с вечера на большом пространстве, с целью, вероятно, устрашить нас своею кажущеюся многочисленностью. Мы также производили свои сборы к выступлению с ночлега при догоравших огнях. Я, бароны Каульбарс и Штакельберг остались без чая собственно потому, что, находясь в совершенном неведении относительно величины расстояния до первой воды, мы берегли её для наших лошадей.
Как только всё было готово в лагере, командующий войсками выехал на передний фас к 1-й стрелковой роте, поздоровался с людьми и, обозрев неприятельскую позицию, сделал распоряжение о немедленном наступлении.
Движение наше произведено было почти в том же порядке, в каком мы были расположены на ночлеге, т. е. в каре, с тем лишь изменением, что упомянутые две роты 1-го стрелкового батальона, выслав в цепь по одному взводу, двигались за цепью в сомкнутом строю; в промежутке между ротами шла казачья полусотня. За этой передовой линиею ехали командующий войсками, вся главная квартира и начальник отряда, генерал Головачев, со своей свитою. Вслед за передовой линиею, по той дороге, которая, как я выше сказал, разделяла одну возвышенность от другой, следовал дивизион конной артилерии в одно орудие, за ним две картечницы и правее их два горных орудия, выдвинутые несколько вперёд. За артилериею наступали поротно, во взводных колоннах, сапёрная рота и рота 2-го батальона, а немного правее, собственно за горными орудиями, следовала стрелковая рота 8-го батальона. Позади этих частей войск двигался весь вьючный обоз, в количестве слишком 1,200 верблюдов, в большой, но, на сколько возможно, сжатой колонне. Правая сторона обозной колонны была прикрыта одною ротою 4-го стрелкового батальона, из которой был рассыпан в цепь один взвод, и цепь эта соединялась с цепью переднего и заднего фасов. Другой же взвод этой стрелковой роты следовал в сомкнутом строю по-полувзводно: один полувзвод равнялся с головою колонны обоза, а второй держался на линии средины обоза. Далее, за этими сомкнутыми полувзводами шло пять полусотен казаков, полусотня за [42] полусотнею, на таких дистанциях, что последняя, или пятая полусотня равнялась с хвостом колонны обоза. Левая сторона обоза была прикрыта точно таким же порядком, одною ротою того же 4-го стрелкового батальона и 4 1/2 сотнями казаков, из этой стрелковой роты один взвод также был вызван в цепь, прикрывая левую сторону колонны обоза и соединяясь с цепью переднего и заднего фасов. Последний фас, или хвост колонны, был прикрыт одной ротою 2-го линейного батальона, один взвод которой был рассыпан в цепь, и фланги его смыкались также с флангами цепей, прикрывавших правую и левую стороны обозной колонны. Наконец, самый хвост колонны замыкался взводом горных орудий. Таким образом, вся громадная масса обоза была охвачена со всех сторон цепью стрелков, а в средине его находились части войск в сомкнутом строю, всегда готовые отразить всякое нападение неприятеля.
Только что у нас был дан сигнал к движению вперёд и мы тронулись с места, как тотчас же завязалась перестрелка в цепи. Туркмены затеяли эту стрельбу, как бы имея в виду занять нас ею, а между тем было ясно что они собирались в разные кучки против всех наших фасов. Все свои эволюции они довершили тем, что вдруг стали бросаться на нас в атаку с ужаснейшими криками, весьма неприятно действующими, в первое время, на нервы. Самые сильные нападения, как мне казалось, были произведены на задний и правый фасы колонны и на правый угол переднего фаса. Всякий раз, как неприятель бросался на наш отряд, он был встречаем учащённою стрельбою цепи, а сомкнутые полувзводы поражали его залпами. Кроме того, когда туркмены собирались в более значительные массы для нападений, тогда пускался в ход орудийный огонь, который разметал их скопища, как щепки.
В том же порядке мы продолжали теснить неприятеля, подаваясь всё вперёд, хотя и не скоро, потому собственно, что верблюды, и без того отстающее при обыкновенном движении, могли бы, во время боевого марша, растянуться ещё более и затруднить наше следование.
Таким образом, мы продолжали наступать, отбивая туркменские нападения, обходившиеся им каждый раз весьма дорого, и не замечая, как проходило время. Сделав около 9 вёрст, мы вдалеке увидали огромную массу воды, которую первоначально приняли было за реку Аму-дарью. Но оказалось что что ещё не она, а большое озеро, называемое Сардаба куль. Может ли представить себе кто [43] нибудь всеобщий восторг и радость, охватившие наш отряд при виде этого озера, в котором и люди, и животные могли найти обильное удовлетворение так долго мучившей их жажде. Пространствовав в голодной и безводной пустыне, мы, наконец, стояли у порога обетованной для нас земли. Чтобы понять то, что мы ощущали в эту минуту, надо вспомнить что от самого Чиназа, где мы переправились чрез Сыр дарью, и до теперешнего места, на протяжении 800, если не более, вёрст, мы не видали воды, потому что этим именем нельзя назвать водянистую жидкость, которую мы добывали из попутных колодцев. Страшно даже вспомнить о, так называемой, воде в этих кудуках!