Эрих Гимпель - Шпион для Германии
Он был в нерешительности, но не торопился с ответом: у испанцев всегда много времени.
Внешне я сохранял полное спокойствие, видя, что он размышляет. Если он сейчас прикажет открыть сверток, то я буду непременно арестован. Я решил держать свой «багаж» совсем открыто в руке. Было ли это правильно психологически или являло собой проявление полнейшего легкомыслия?
На удалении ста метров стоял представитель абвера — «особо уполномоченный по пограничным вопросам», заранее уведомленный обо мне. Я должен был с ним встретиться. В случае же моего ареста он станет его свидетелем. Его присутствие здесь для меня означало только одно: при выполнении первого же серьезного задания я вызову подозрение. Может быть, немецкому посольству и удастся выручить эти деньги. Но на этом шпионская карьера Эриха Гимпеля закончится, а сам же он будет отправлен на Восточный фронт…
— Все в порядке, сеньор, — произнес пограничник. — Всего доброго!
Естественно, я не знал нашего представителя лично. Поэтому мне сообщили его опознавательный знак, которого я уже не помню. Но он сработал безукоризненно. Вместе с представителем абвера мы выехали в Мадрид. Мне нужно было позвонить там по данному мне телефонному номеру.
— В три часа, — получил я ответ. — Мы пришлем за вами машину.
Английский автомобиль с шофером в ливрее появился с точностью до секунды.
— Вы сеньор Карлос? — спросили меня.
— Нет, — возразил я. — Я Марио.
После этого я в свою очередь задал вопрос:
— А вы не сеньор ли Хуан?
— Нет, — было сказано мне в ответ. — Меня зовут Филиппе
После того как мы взаимно проверили таким образом пароль и отзыв, я сел в машину. Прибыв на место, вручил деньги. Конечно же без всякой расписки: все было построено на доверии. На эти деньги за границей действовали сотни немецких агентов.
Затем меня доставили на элегантную виллу, расположенную километрах в десяти от Мадрида. Там проживал коммерческий директор некоей подставной фирмы, бывший на самом деле генералом СС Бернхардом.
Он дружелюбно поприветствовал меня. Невысокого роста, полный, коренастый, с округлой, почти без волос головой, генерал производил скорее впечатление почтового служащего на пенсии, нежели шефа секретной службы. Но, вопреки своей внешности, он был одним из лучших руководителей, успешно возглавлявшим в течение ряда лет всю нашу агентурную сеть в Испании.
В последующем я встречался с ним довольно часто. В интересах конспирации его жена с маленькой дочкой проживали вместе с ним. Вилла была просто громадной.
У генерала сложились отличные взаимоотношения с испанскими правительственными службами. В то время Испанию буквально наводнили немецкие агенты. И не только они. Если в каком-либо общественном месте за карточной игрой встречались четыре иностранца, можно было поспорить на то, что один из них работал на Великобританию, другой — на Америку, третий — на Советский Союз и четвертый — на Германию.
— Чем могу быть вам полезным? — спросил меня генерал.
— Есть некоторые технические проблемы.
— Например?
— В Испанском Марокко английские агенты используют новейшие радиопередатчики неизвестного нам типа. Было бы неплохо заполучить хотя бы один, но в целости и сохранности.
— Думаю, это можно устроить, — ответил генерал. — А что еще?
— На английских самолетах с некоторого времени в электронном оборудовании применяются магнетронные и клистронные лампы. Достать их нам пока не удалось, поскольку они установлены на самоуничтожение: при попытках демонтажа они просто взрываются. Случаются ли здесь аварийные посадки самолетов союзников?
— Да, — ответил генерал Бернхард. — Вчера около Севильи совершил вынужденную посадку, чуть ли не разбившись, четырехмоторный самолет… Я смогу, пожалуй, предоставить вам возможность немного в нем поковыряться. — Сказав это, он засмеялся. — Более ничего?
Я был отпущен и сразу же выехал в Севилью. Но мне не повезло. На этом самолете разыскиваемых нами ламп не оказалось. Детали, которые я демонтировал с величайшей осторожностью, даже не взрывались при проверке…
Прошли долгие месяцы, пока мы раздобыли, наконец, нужные лампы. Они использовались в радарной технике и были нам нужны, прежде всего, для разработки контрмер.
После описанных событий я зачастил в Испанию. Поездки эти я совершал не без удовольствия. Мои приличные знания испанского языка мне очень пригодились. В этой стране работалось легко, так как власти нам в общем-то симпатизировали.
В одном из баров Барселоны мне довелось как-то раз услышать о невероятном плане. Хотя я и воспринял саму идею его как бредовую, решил все же разузнать о нем поподробнее. Проанализировав то, что мне стало известно, я понял, что план был не столь уж и безнадежным, и тотчас же доложил об этом в Берлин. Оттуда поступило распоряжение наблюдать за развитием событий, но не вмешиваться.
А речь шла о подрыве Гибралтара.
Невероятно, фантастично, но план этот чуть было не удался!
Размещенная в Гибралтаре военно-морская база, господствуя над входом в Средиземное море, доставляла нам очень много хлопот. Нашим субмаринам, проходившим мимо этой крепости, приходилось полностью погружаться в воду, чтобы избежать артиллерийского обстрела. Между тем в узком проливе между испанским и североафриканским берегами имелось сильное и очень опасное подводное течение, из-за которого происходили многочисленные аварии подлодок.
К тому же для более успешного руководства операциями в Северной Африке в Гибралтар перенесли штаб-квартиру Эйзенхауэра.
Так что нетрудно понять, почему падение Гибралтара стало сокровенной мечтой немцев, итальянцев и испанцев. Прямое нападение на него было безнадежным, поэтому и не предпринималось. Зато была запланирована, скажем так, своеобразная гусарская атака.
Некоторым сорвиголовам удалось подкупить шофера английского губернатора. И тот, рискуя жизнью, прикрепил под двигателем «роллс-ройса» своего шефа взрывное устройство с часовым механизмом. Машина, не подвергавшаяся проверке, была поставлена в подземный гараж. В распоряжении диверсантов оставалось шесть часов.
Я не был уверен, что все пройдет гладко, и, в соответствии с полученными указаниями, лишь наблюдал за происходившим, держа, выражаясь образно, руки в брюках. В случае успешного завершения операции мне будет жаль, что не принял в ней участия. Если же ее ждет бесславный конец, то мне никогда не избавиться от укоров совести за то, что не удержал людей от непродуманного поступка. Но действия, как и совесть агентов, зависели от того, что укажут из Берлина.
