Евгения Мельник - Дорога к подполью
После того, как это управление перебазировалось на Кавказ, Мария Александровна работала на Павловском мыске в здании Морской обсерватории, в группе гидрометслужбы, оставшейся здесь для обслуживания флота. Жила Добржанская в двухэтажном доме на углу Пушкинской улицы, над самой Южной бухтой. Нелегко было Марии Александровне попадать на работу: надо пройти всю улицу Ленина до Графской пристани и пересечь на шлюпке бухту, а тут бомбежка за бомбежкой. На Павловский мысок, разделяющий Южную и Северную бухты, бомбы сыпались особенно часто.
Добржанская обрадовалась моему приходу. Но эту ночь не пришлось провести спокойно. Не успели мы уснуть, как начался артиллерийский обстрел. Снаряды разрывались совсем близко, казалось, вот-вот разнесут наш дом в щепки. Мы лежали в своих постелях и слушали эту «музыку», вставать и идти прятаться не хотелось. Не помню, прекратился ли обстрел, но в конце концов мы заснули. Утром узнали, что снаряд попал в соседний дом.
По случаю воскресного дня Марии Александровне не надо было идти на работу, и она отправилась со мной. Маму мы застали в прекрасном настроении: она растапливала свою польскую печку, для пробы решила испечь пирожки с яблоками. Квартира приняла более или менее жилой вид. Мы с мамой вынесли всю обвалившуюся штукатурку, помыли полы и даже поставленные в столовой две кровати застелили одеялами. Спальня все еще была завалена нагроможденными друг на друга вещами.
Неожиданно приехал папа. Пока мама возилась с пирожками, мы с Марией Александровной отправились по делам. В этот день с утра немцы снова начали артиллерийский обстрел города. Снаряды с шипением и воем проносились по небу, ухали взрывы.
Вернувшись домой, мы застали на столе блюдо пирожков и взволнованную маму. В наше отсутствие снаряд взорвался в соседнем дворе. От взрыва так страшно затрясся наш дом, что мама с мальчиком в ужасе залезли под стол. Однако это происшествие не помешало маме допечь пирожки.
Вот мы сидим в столовой и пьем чай с пирожками. Пришли Степан Николаевич и Екатерина Дмитриевна. Случайно, впервые за всю осаду, в квартире, как прежде, собралась почти вся наша семья и ее близкие друзья. Мы пьем чай, а в небе, прерывая нашу беседу, шипят и воют вражеские снаряды. Иногда нам кажется, что сейчас снаряд упадет прямо к нам на стол, на блюдо с пирожками. Речь порой прерывается на полуслове, застывает в воздухе рука с пирожком, в ожидании напрягается слух… Нет, пролетел!
Сами того не подозревая, мы справили тризну по нашему дому. В последний раз наша семья была и в городе и в своей квартире.
На передовую за щавелем
В ясный майский день я уговорила краснофлотца, посланного с батареи за щавелем в деревню Кадыковку, взять с собой в помощь меня и Аню. С нами поехал и кучер из подсобного хозяйства. Набрав мешков, мы уселись на телегу и отправились в путь по направлению к Балаклаве. Тряслись километров восемь по проселочной дороге, потом взобрались на горку и понеслись вниз с крутого спуска. Перед нами открылась Золотая балка с ее виноградниками, теперь изуродованными войной и заброшенными. Направо виднелся уголок Балаклавы. Там на скалах все так же стояли чудом уцелевшие от бомбежки круглые генуэзские башни. Но все это не задерживало долго моего внимания. Я искала глазами линию фронта, приставала к краснофлотцу с расспросами, где же знаменитая батарея капитана Драпушко, держащая под огнем своих орудий Золотую балку, через которую гитлеровцы неоднократно пытались прорваться к городу. Краснофлотец указал мне на дальнюю гору, но я, сколько ни всматривалась, не нашла никаких признаков батареи. Золотые лучи солнца освещали, казалось бы, мирную картину весенней земли.
Въезжаем в деревню. Она разрушена и покинута жителями, Густым бурьяном зарастают развалины домов. Земля во многих местах вспахана свежими разрывами снарядов, но весна берет свое, ярко-зеленая трава поднимается повсюду. В изобилии растет щавель. Мы спрыгиваем с подводы, сбрасываем наземь мешки и рвем щавель. Работа кипит, мешки быстро наполняются. Вдруг неожиданно на тропинке показывается командир-пограничник, подходит к нам и спрашивает:
— Что вы здесь делаете? Откуда взялись?
Мы отвечаем, что приехали с 35-й батареи за щавелем.
— А у вас есть разрешение? — спрашивает пограничник. — Знаете ли вы, что здесь передовая? Вчера эта деревня подверглась ожесточенному минометному обстрелу. Ваше начальство, посылая вас сюда, должно было знать, что здесь передовая, и оформить вам пропуск. Пойдемте со мной!
К сожалению, начальство и понятия не имеет о нашей поездке. Но об этом мы молчим. Делать нечего — пошли. В уцелевшем домике нас допрашивают. Оказалось, что и наш краснофлотец — без документов. У него отбирают автомат и под конвоем куда-то отправляют. Но и нас ожидает не лучшая участь: меня, Аню и кучера сажают на нашу подводу, бросают туда мешки со щавелем, по бокам усаживаются два автоматчика, и мы поворачиваем к дороге, ведущей в город. Не успеваем доехать до конца улицы, как на деревню обрушиваются мина за миной. Наш возница стегает лошадь, и мы мчимся. Нас догоняет противный вой летящих мин. Взрыв справа, взрыв слева, сзади, жужжат осколки.
Автоматчик дернул за рукав кучера и указал в сторону кривого переулка, ведущего подгору. Кучер резко завернул лошадь, возле развалин большого дома привстал и с силой натянул вожжи. Лошадь остановилась, мы спрыгнули.
— Ложитесь под стенку! — крикнул один из автоматчиков. Другой, схватив под уздцы лошадь, стал ее осторожно сводить вниз с крутого откоса.
Мы послушно легли. Мины продолжали рваться. Наконец, налет кончился, и мы поехали дальше. Сопровождавшие нас автоматчики относились к нам добродушно-насмешливо. Но когда мы попали в пересыльный пункт на Балаклавской дороге, где сменили стражу, новые конвойные, не знавшие причины нашего задержания, смотрели на нас сурово. Мы пытались в шутливом тоне разговаривать с ними, но они пресекали эти попытки. Нас привезли на гору Матюшенко к отделению милиции. Здесь нас узнал один из работников милиции, недавно проверявший население батарейного городка. В конце концов мы были отпущены подобру-поздорову, но с грозным предупреждением:
— Попадетесь в другой раз на передовой — так дешево не отделаетесь!
Мы были рады, что обошлось без неприятностей для командира батареи, и поспешили покинуть здание милиции.
Надо возвращаться обратно, уж солнце склоняется к закату. Выезжаем к больнице. Я думаю о Екатерине Дмитриевне и Степане Николаевиче. В городе трудно с продуктами, какое удовольствие доставил бы Влайковым зеленый борщ! Аня не прочь заглянуть к знакомой, живущей неподалеку. Уговариваем кучера подождать нас, за двадцать минут мы сбегаем туда и обратно. Я с охапкой щавеля бегу вниз по Херсонесскому спуску. На углу Большой Морской, там, где еще недавно было здание школы, зияет огромная яма, а вся улица засыпана камнями, среди которых расчищена дорожка для проезда автомашин. Такие же разрушения напротив — и справа и слева. Во дворе, где живет Екатерина Дмитриевна, та же картина: поломаны кусты цветущей сирени, на ветках куски штукатурки и щепок, битое стекло обсыпало листья и усеяло землю.
