Василий Козаченко - Белое пятно
- Ну, а теперь... здравия желаю, капитан... капитан Сапожников, если не ошибаюсь? - Он широко улыбается и, не дожидаясь ответа, продолжает: Чудесная, скажу я вам, фамилия для конспирации. При случае и необходимости можно назвать, например, и по-нашему - Чеботаренко. Все остается так, как и было. А вместе с тем звучит как совершенно новая фамилия... - Не переставая улыбаться, подходит ближе ко мне. - Но прежде всего познакомимся... Я староста села Новые Байраки Макогон...
Последнее слово для меня как неожиданный удар.
Око внезапной и неудержимой дрожью пронизывает все мое существо. Вероятно, и на лице ч го-то такое отражается- улыбка на его г"бах ггснет...
Он неторопливо протягивает мне руку, а я подсознательно тянусь к своему карману. "Неужто совпадение?
Неужели тот самый?.. Тот самый, "собака из собак"?
Макогон?.." Фамилия такая нечастая, что сразу, как только произнесла ее Микитина бабушка, засела в моей памяти...
- О-о-о! Да вы уже, вижу, успели кое-что прослышать, - сразу же меняет тон мужчина, и лицо его становится замкнутым. - Только прошу вас, не нужно... - добавляет он поспешно и не без иронии. - Я говорю, не нужно выстрелов. В конце концов черт не так уж страшен, как его малюют.
Макогон грузно опускается на стул, так и не дождавшись моего рукопожатия.
- Хорошо... Садитесь вот сюда, - указывает рукой на топчанчик. - Нам, вероятно, и в самом деле следует сначала объясниться.
Он хмурит густые брови, морщит высокий лоб, собираясь с мыслями. А я так и стою на месте, не зная, как себя вести дальше. Не понимая, как же это так случилось, что привели меня прямо в руки тому самому "собаке из собак", от которого предостерегали.
- Дело такое... - наконец неторопливо, тяжело начинает он. - О себе ничего не буду говорить. Не уполномочен, понимаешь, - переходит он на "ты". - А вот о тебе... Дело в том, что там очень обеспокоены вашим молчанием. Не знают, где вы и что с вами. Прошлой ночью снова сбросили человека на Каменский лес к пархоменковцам... К розыскам подключили и меня. Имею приказ разыскивать и, если что, связать с"обкомом или хотя бы известить его. Обо мне же отныне и в дальнейшем будешь знать только ты. Раскрываюсь, понимаешь, лишь перед тобой в связи с вашими непредвиденными обстоятельствами. Ни один человек из твоих ничего обо мне не должен знать.
- Т-так, - крайне обескураженный, бормочу я, неуклюже усаживаясь на топчан. С острой тревогой, страстной надеждой и страхом оттого, что сразу же могу утратить эту надежду, спрашиваю: -А вы?.. Есть у вас какие-либо сведения?.. Хотя бы о ком-нибудь из моих людей...
Спрашиваю, а у самого все еще не выходит из головы- Микнта, бабуся, ее слова о "собаке из собак"...
- Нет... покамест... Да и вообще, вероятно, этим будете заниматься, по крайней мере в ближайшее время, без меня. Но... сначала я все-таки должен удостовериться... Ты же, наверное, сможешь дать мне какие-то доказательства того, что ты настоящий капитан Сапожников? А чтобы поверил мне, скажу, что родился ты на Курщине, посылал вас сюда триста двадцать шестой, в твоей группе, кроме тебя, шестеро.
И он одну за другой называет фамилии моих товарищей, а я...
- Собственно... - медленно тяну я, учитывая все, что произошло со мной за эти двое суток.
Твердо взвесив все "за" и все "против", прихожу к выводу, что не поверить этому так обстоятельно информированному человеку все равно что не поверить уже теперь, задним числом, Мпкитиной бабушке... И вот староста села Новые Байракн внимательно рассматривает подол моей солдатской рубашки.
Осмотрев мою "справку", Макогон помолчал, потом сказал:
- Ну что ж, капитан Чеботаренко, думаю, что этот документ тебе тут больше не понадобится. Снимай во избежание лишних хлопот рубашку, а я найду тебе какую-нибудь другую... А эту, думаю, лучше всего просто уничтожить. Хотя... можно, конечно, и припрятать гденибудь в надежном месте, чтобы потом внукам показывать. Лучше всего - вырезать этот лоскут, в бутылку да в землю. Хороший, проверенный способ. Сто лет будет храниться... Великий будет подарок внукам, если... конечно... доживем. Макогон теперь улыбнулся скупо и как-то грустновато. И, немного помолчав, начал уже о другом. - О твоих покамест нигде никаких слухов. Кроме того, подлссненского, парашютиста. Однако где-то они есть. Живые или мертвые, но на свободе. В руки гитлеровцам, по крайней мере в ближайших районах, не попал ни одни. Гитлеровцы, найдя парашют, организовали облаву чуть ли не по всей области. Несколько дней каждый уголок будут прочесывать. Ну а мы свое: всем группам и организациям "Молнии" велено быть на страже днем и ночью, разыскивать, укрывать, спасать. Особенно в направлении Каменского леса. Не исключено, что твои, сориентировавшись, будут пробираться все же к месту сбора...
Макогон закурил, расстегнул ворот кителя и, сдерживаясь, чтобы не зевнуть, закончил:
- Ну что ж... утро вечера мудренее, как говорят умные люди. Давай поужинаем чем бог и моя Парасочка послали - и на боковую. Живому человеку положено хоть малость поспать не только в мирное время.
Ночевал я в той самой риге, мимо которой недавно проходил. В уголке, на свежей соломе, настеленной за ворохом ржаных снопов. Спалось мне, откровенно говоря, плохо. Не выходили из головы товарищи: где они сейчас, что с ними? Не совсем к тому же укладывалось в голове и все то, что творилось сейчас со мною. Как же это так?.. Неужели же эта старушка или, по крайней мере, внук ее Микита так и не знают, к кому меня спровадили?.. Ибо, если бы знали... Тогда к чему бы было говорить о "собаке из собак"? Одним словом, было о чем подумать в этой риге. Да и времени хватало. Вся ночь, да еще и предстоящий день!..
Только уже под вечер, возвратившись со службы домой, Макогон, отпустив ездового, поставил коней головами к бричке, прямо посредине двора, подбросил им в передок свежей викосмеси и тогда уже позвал меня в дом, чтобы вместе пообедать.
Детей у моего случайного хозяина не было. Жили они вдвоем с женой, и чувствовали мы себя в доме почти в полной безопасности. Хотя, на всякий случай, дверь в сенях закрыли на задвижку и автомат я, как всегда, держал под рукой.
Обедали мы вдвоем, в большой комнате; два закрытых кружевными занавесками окна во двор, одно - на широкую, центральную в селе, улицу.
За обедом, хорошо понимая, что действую не конспиративно, а то и просто по-глупому, я все лее не удержался:
- А знаете ли вы, товарищ Макогон, какого мнения о вас все те, кто направил меня сюда?
- Могу лишь догадываться, - насторожился Макогон. - А разве что?..
Однако потом, выслушав мой рассказ про "собаку из собак", не удивился. Лишь улыбнулся сдержанно и грустно.
- Ни я их, ни они меня, эти люди, вовсе не знают...
