Александр Штейнберг - Шведская Жанна д’Арк. Ингрид Бергман
Бедный маленький Робертино. Он не мог понять, почему его мама сидит в ванной и плачет, слушая радио», — вспоминала Ингрид Бергман.
Все радости и горести этого периода жизни Ингрид прошла сама, без участия в них Роберто Росселини. У каждого из супругов была своя жизнь, их пути редко пересекались. Росселини, как всегда, был одержим трудно осуществимыми идеями, он был увлечен Индией, работая там над фильмом, съемки которого, казалось, длились целую вечность. Время от времени он звонил Ингрид и, задыхаясь от волнения, кричал в трубку: «Я прошу тебя не верить слухам, которые распространяет желтая пресса! У меня нет никакого романа с этой женщиной! Я воообще ее не знаю!»
Его слова Ингрид переводила по‑своему, она была убеждена в том, что у него появилась новая любовница, но он не хочет в этом признаться. «Как странно, — думала она, — все в жизни повторяется. Теперь я играю роль Анны Маньяни». Росселини был влюблен, новым предметом его страсти стала молоденькая жена продюссера индианка Сонали Дас Гупто. Она была вдвое моложе Роберто и, похоже, родила ему ребенка.
…Как были разочарованы жадные до сенсаций журналисты, узнав, что расставание Ингрид Бергман и Роберто Росселини произошло без скандалов и выплескивания житейской грязи. «Мне кажется, тебе нужен развод», — сказал Ингрид Роберто после короткой встречи с Сонали.
— Я хочу увидеть вас, поговорить с вами, — попросила ее по телефону молоденькая индианка. О чем говорили две женщины — одна в конце долгого пути и вторая, только его начинавшая? Об этом кроме них не знает никто.
«Жизнь с Роберто никогда не была скучной», — призналась не без юмора Ингрид, — подводя итог бурной жизни с этим неугомонным, чертовски талантливым безумцем. Ей не было больно. Она была уже не в состоянии его любить, — вулкан страстей потух, пепел был развеян по ветру.
ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА
Ларс Шмидт, театральный продюссер, вспоминает о первой встрече с Ингрид: «Это было очень забавно и немножко неловко. Я собрал великолепный актерский ансамбль во главе со знаменитым Питером Бруком, и мы играли пьесу Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше». Ингрид Бергман в то время тоже работала в Париже, она захотела посмотреть наш спектакль. Она приехала с супругом Робертом Росселини. Это событие освещалось во всех газетах. В антракте я подошел к ним и предложил выпить по бокалу шампанского. Я был во фраке, с подносом в руках, и она приняла меня за…официанта. Кивок головы, ослепительная улыбка были мне наградой».
Затем они встретились еще раз. Кэй Браун была агентом Ингрид и также представляла интересы Ларса Шмидта в Америке. Узнав, что они не знакомы, Кэй воскликнула: «Два шведа живут в Париже, в одной гостинице и ни разу не встретились? Это никуда не годится! Я это исправлю!» Она представила их друг другу, и Ларс пригласил Ингрид поужинать.
Они сидели в маленьком уютном парижском ресторане, и Ингрид сказала: «Не правда ли, — забавно, что мы до сих пор не встречались? Ведь артистический мир так узок»
— Но мы встречались, — сказал Ларс.
— Где? Когда?
— Вы были на моем спектакле, и я наливал вам шампанское.
— Так это были вы?! Я была уверена, что это был официант!
Они потом долго смеялись, вспоминая этот случай. У них было много общего: оба шведы, оба работают в Европе и Америке, оба пережили тяжелые житейские драмы. Сын Ларса погиб в автокатастрофе, с женой он развелся. Эта встреча дала обоим надежду на лучшие времена, им было хорошо вдвоем, они понимала друг друга с полуслова.
Ингрид была измучена своими двумя предыдущими браками, она нашла покой и понимание — ведь Ларс был шведом как Петер и она и творческим человеком как Роберто. Ей казалось, что наконец‑то она встретила того, с кем может прожить вторую половину жизни.
Они вместе поехали в Швецию, Ларс познакомил Ингрид с родителями, с многочисленными родственниками. Было такое впечатление, как будто Ингрид навестила свою родню. Наконец‑то она говорила на родном языке, понимая все, что происходит вокруг нее.
«Шведы больше всего любят одиночество. Они любят отдыхать вдали от городского шума, наедине с дикой природой. Это совершенно не могут понять итальянцы, для которых одиночество — самое большое наказание», — говорила смеясь Ингрид. Ларс не был исключением. Он купил небольшой остров Даннхольмен у западного побережья. Огромные валуны на берегу, холодное северное море, ветер, постоянный шум прибоя — все это доставляло ему истинное удовольствие. Он привез на свой остров Ингрид. «Тебе здесь нравится?»— спросил он, тревожно вглядываясь в ее лицо. «Да, очень!» «И ты не захочешь ездить на модные курорты?» «Мне там просто скучно», — ответила она. «Тогда ты сможешь быть моей женой», — просто сказал он, заключая ее в объятия.
Они проводили летние каникулы все вместе — дети и она с Ларсом. В маленьком домике не было ни электричества, ни водопровода, ни телефона, но девочки‑близнецы и Робертино были в восторге. Они открывали для себя неведомый остров, купались в ледяной воде, вызывая ужас сеньоры Элени — их гувернантки, а Ингрид бродила среди валунов, сидела на берегу, смотрела на суровое серое море, разучивая новую роль. Постепенно все устроилось. Даже Пиа, которая предостерегала мать от новых брачных уз — «ты не очень умеешь выбирать мужей», — смирилась с новым избранником. Принял Ларса и Росселини. «Тебе будет с ним спокойнее», — сказал он, потупясь.
Ингрид была счастлива. Она снималась в новых фильмах, много играла на театральной сцене. И, наконец, спустя двадцать два года, произошло событие, имевшее для Ингрид особое значение. Справедливость восторжествовала, американский Сенат принес ей глубокие извинения за страшную кампанию травли, развернутую сенатором Джонсоном. Он призывал Америку приковать Ингрид к позорному столбу, запретить фильмы с ее участием только лишь потому, что она посмела полюбить другого человека, родить от него ребенка.
В апреле 1972 года состоялось заседание сената, во время которого сенатор Чарльз Пирси обратился к президенту Соединенных Штатов Америки: «Мистер Президент, одна из самых талантливых, преданных искусству актрис, одна из самых замечательных женщин в мире была предана анафеме здесь, в Сенате, двадцать два года тому назад. Сегодня я бы хотел воздать славу и принести глубокие извинения Ингрид Бергман, настоящей звезде в полном смысле этого слова. Наше искусство было бы намного беднее без ее огромного таланта, она — одна из самых выдающихся актрис нашего времени. Я уверен, что миллионы американцев присоединятся к моим словам».