Илья Дубинский-Мухадзе - Ной Буачидзе
Из многих тысяч строк, написанных Ботевым, сейчас Ною прежде всего вспомнился короткий и звонкий, как военная команда, клич, брошенный Христо в последнем роковом бою с турками: «Бессмертен тот, кто свою жизнь отдал за свободу».
Ной подумал, что когда во главе Болгарии, наконец обретшей свободу, встанут друзья тесняки, на красно-черных камнях памятника Христо Ботеву будут высечены именно эти слова.
До глубокой ночи Ной бродил по Калоферу, и, наконец, он услышал то, что хотел, — любимую песню Ботева. Она неслась откуда-то снизу, с берега реки Гунджи, где не раз в воскресном коло[15] вместе с другими парнями и девушками бешено вертелся Христо. Слова песни Ной хорошо знал. Он вторил вполголоса:
Кто из нас не пожелает
За Болгарию погибнуть,
За отчизну дорогую, —
Пусть того господь погубит,
Проклянет пусть мать родная,
Пусть отец его зарубит,
Плюнет сын в его могилу…
Первую статью, написанную после возвращения из Калофера, Буачидзе начал, пожалуй, не совсем обычно: «Каждому человеку должны быть известны слова Христо Ботева: «Все угнетенные и трудовые люди, где бы они ни жили, — братья».
А болгарская полиция со все большим недоверием наблюдала за Калистрате Гурули — управляющим имением во Фракийской долине. При встречах господин весьма любезен и щедр, но застать его на месте чинам полиции удавалось слишком редко. Всё в разъездах. В Софии у главного почтамта Гурули арестовали. Снова поединок Ноя со следователями. Связи грузина Калистрате Гурули с партией тесняков не были доказаны. Но, чтобы избавить себя от дальнейших хлопот, софийская полиция выслала Буачидзе как «нежелательного» иностранца.
Впереди была Швейцария, встреча с Лениным.
…Пройдут два с лишним десятилетия. После прогремевшего на весь мир Лейпцигского процесса Георгий Димитров и Серго Орджоникидзе по пути в Кисловодск остановятся в Пятигорске. Они увидят небольшую синюю табличку — «Улица Ноя Буачидзе». Серго воскликнет:
— Ной был моим товарищем по школе, моим любимым другом!
Димитров немедля поправит:
— Серго, дорогой, он был нашим общим другом!..
7В Женеве Ноя ждали старые друзья — Миха Цхакая и Нико Кикнадзе. «Старожилы» помогли снять крохотную — денег снова не было! — комнату на Рю де Клюз.
— Теперь ты, сынок, вполне устроен, — пошутил Цхакая. — Кормиться будешь, как все, в «каружке» — так Ленин окрестил нашу эмигрантскую столовую на улице Каруж. Ильич там столовался еще в 1908 году, когда приезжал в Швейцарию с паспортом финского повара. Обычное место встреч — русская библиотека Вячеслава Карпинского. Славный человек. О тебе наслышан…
— Миха, извините, я… — Буачидзе смутился. — Это не праздное любопытство: где живет Ленин? Он из Берна уехал?
— К Ильичу придется тебя повести. Ты сам просто не найдешь эту крохотную горную деревушку. Я и название ее не сразу запомнил — Со-рен-берг. Врачи предписали Надежде Константиновне переселиться в горы, болезнь у нее обострилась. Ильич очень волновался… Сейчас на поправку пошло.
Ленин весьма одобрительно отнесся к стремлению Буачидзе жить в Швейцарии не в качестве эмигранта, занятого только интересами своей далекой родины, но и работать на благо швейцарского народа. На гостеприимство простых людей, вместе с которыми Ной выполнял самые различные работы, он отвечал по-грузински щедрой дружбой.
«…Взялся было за изучение банковского дела, — писал как-то в 1916 году в Белогоры мнимый чиатурский горняк Калистрате Гурули (в Швейцарии Буачидзе также жил по паспорту Гурули). Я наивно полагал, что это занятие даст такой заработок, что возможно будет мне учиться. Мечта моя не осуществилась. Тогда я взялся за черные работы: стал служить в ресторане, работал на поле, научился косить. Вот на той неделе бросил косить: прошел сезон. Зарабатывал по пять франков в день, накопил, таким образом, около двухсот франков и теперь, как алчущий, принимаюсь за книги, за науку. Я здоров, бодр, энергия неиссякаемая, и уверен, что добьюсь своего».
Как бы ни складывалась жизнь, по ночам Ной обязательно часок-другой занимался, читал. В Соренберге Надежда Константиновна между делом открыла Ною простое и верное средство получать любую книгу в самой большой глуши:
— Пошлешь открытку в библиотеку с адресом и просьбой прислать такую-то книгу. Никто не спрашивает тебя ни о чем, никаких удостоверений, никаких поручительств о том, что ты книгу не зажилишь, — полная противоположность бюрократической Франции. Книжку, обернутую в папку, получаешь через два дня, бечевкой привязан билет, на одной его стороне надписан адрес запросившего, на другой — адрес библиотеки, пославшей книгу.
Осенью 1916 года Буачидзе почувствовал себя счастливцем. Он студент Женевского университета.
«Я выбрал социально-экономический факультет, — сообщал Самуил брату. — Наш факультет в смысле содержания и серьезности превосходит все другие… Имею 37 лекций в неделю. Обязательно, кроме русского и французского, еще два языка (английский, немецкий, итальянский или испанский — по выбору).
…Ты не смейся, если я скажу, если я убежден, что мне все-таки везет, в конечном счете везет… Мое положение тут было одно из лучших. Имел за один урок (математики) роскошный обед, им я был сыт 24 часа. На днях этот урок потерял (ученик уехал). Достал другой (девять уроков французского языка в месяц за 10 франков, но этого мало). Ничего: потерял — найду, найду — потеряю, потеряю — найду».
После переезда Ленина в Цюрих — на узкую крутую улочку Шпигельгассе, 12, в квартиру революционно настроенного сапожника Каммерера, — Ною видеться с Ильичем приходилось не так уж часто. И все-таки Ленин продолжал держать Буачидзе в курсе партийных дел, переписывался с ним[16], послал ему свои тезисы «Задачи левых циммервальдистов в швейцарской с.-д. партии». Кстати, к тому времени у Ноя завязались прочные связи с левыми социал-демократами Швейцарии.
Владимир Ильич особенно интересовался мнением Ноя по национальному вопросу, советовался с ним по кавказским делам. По просьбе Ленина Буачидзе через близких ему грузинских революционеров окольными и сложными путями раздобыл обстоятельную информацию о состоявшемся 4 октября 1915 года в Баку совещании закавказских большевистских организаций.
По существу, это была очень важная партийная конференция. Ее решения «о текущем моменте» и «об улучшении взаимоотношений между народами Кавказа», ее призыв готовиться к неизбежной гражданской войне отстаивали большевистские ленинские идеи и ленинскую тактику. Обнадеживающим было и то, что в состав избранного конференцией Кавказского бюро РСДРП вошли С. Г. Шаумян, Ф. Е. Махарадзе, И. Т. Фиолетов — видный руководитель рабочих-нефтяников, впоследствии один из двадцати шести бакинских комиссаров, зверски расстрелянных в 1918 году англичанами.
