Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
Берналь был прав. За спиной Второй республики, как и за спиной монархии, стояли те, кто «имел интересы» на далеком карибском острове. Республике не позволялось отказываться от Кубы. Да и о каких радикальных реформах могла идти речь, если государственная машина по-прежнему была скомплектована из чиновников старого строя?
И все же Марти решил обратиться к новым лидерам страны. В статье «Решение» он писал:
«Нет никакой необходимости доказывать, что правительство, пообещавшее установить в Испании режим обновления, должно установить его и на Кубе; этого требуют простая логика и суровая правда, которая должна быть положена в основу республики.
Однако правительство все еще полно неуверенности, оно слишком боится трудностей и продолжает упорно избегать ответа на вопросы о судьбе Кубы. Его поведение невольно заставляет нас опасаться, как бы и на этот раз правители Испании не продали свои убеждения и не заглушили в себе голос совести.
Куба восстала с большей верой в республику, чем Испания, она восстала раньше Испании, она поднялась на завоевание тех же самых прав, которые сейчас завоевала Испанская республика. С кем же воюет Испания на Кубе?
Говорят, что Куба была права вчера, когда она восставала против монархической Испании, но не права сегодня, восставая против либеральной и республиканской Испании. Но скажите, зачем вам владеть Кубой вопреки ее воле, владеть по праву силы и пролитой крови, по праву завоевания, отвратительному во все времена и вдвойне ненавистному, когда оно исходит от вас, республиканцев?»
Снова для мадридцев и кубинцев пришла пора удивляться силе, которая звучала в словах юного ссыльного. Но они могли удивляться, сочувствовать, и только. Правительство по-прежнему бряцало оружием на Кубе, выпускало принудительные займы, чтобы обеспечить ведение войны, отправляло на остров корабли с войсками.
Марти написал еще одну статью — «Реформы». Результаты были те же. Вернее, результатов не было никаких. И тогда бессилие и отчаяние взяли верх над волей и стойкостью. Он снова заболел и снова метался в горячке. Приходили и уходили доктора, дон Калисто, по-детски краснея, который раз подсовывал ассигнации под книги на столе, аптекарь уже без рецептов знал, какие лекарства нужны для сеньора Марти, а Пепе все не становилось лучше.
Только в мае больной встал. Но его по-прежнему мучал кашель, а по ночам будили кошмары.
— Пепе, доктор советует нам расстаться с мадридским климатом. — Фермин тоже много болел. — Давай решим, Барселона или Сарагоса? Ты сможешь писать и там.
— Писать? Сколько можно писать? Кому все это нужно? Монархисты, консерваторы, либералы, республиканцы — все эти фразеры погрязли во лжи и подлости, все они против нашей свободы. Ты говоришь, Барселона или Сарагоса? Мне все равно. Если бы ты только знал, как мне сейчас все равно!..
Когда-то, во времена арабского халифата, Сарагоса называлась Саракостой. Через века и битвы город пронес свой неповторимый, созданный арабами силуэт. Посреди главной площади Пепе и Фермин увидели громадную мечеть. Ее центральный зал был так велик, что христиане построили в нем свой храм, и теперь здания стояли одно в другом, словно памятник смертельной борьбе религиозного фанатизма.
Через день город уже знал о приезде ссыльных, и местная газета «Диарио де Ависос»[20] сообщила, что два юных «инсурректо»[21] будут учиться в древнем университете Сарагосы.
Газета считалась весьма либеральным изданием. Быть может, именно поэтому интервьюировавший кубинцев репортер с удовольствием сообщил им, что еще в 1869 году сарагосцы выступали за Первую республику, против монархистов Серрано и Прима.
— Зная это, сеньоры, — продолжал он, — вы не удивитесь, когда узнаете, что год спустя именно в наш город съехались на свой первый конгресс испанские социалисты. О мой бог, девяносто делегатов кричали так, словно в Сарагосу прибыли все сорок тысяч их избирателей! Мне запомнились Лафарг, Иглесиас и два сторонника русского анархиста Бакунина. Они тогда рассорились, и весьма крупно…
А скажите, сеньоры, вам больше нравится Мадрид или Сарагоса?
Марти мог сразу ответить на этот вопрос. Сарагоса обещала отдых и покой, и юноше хотелось поскорее забыть шумный Мадрид с его политиканами и властью золота.
Каждый день, минуя массивную чугунную ограду, входил теперь Марти в приземистое двухэтажное здание университета. С особым увлечением слушал он лекции по литературе и философии.
Пришла осень с праздником девы Марии и праздником урожая. Липы и платаны на берегу Эбро роняли листья в потемневшую воду. Начинался театральный сезон. Два кубинца стали завсегдатаями театра «Принсипаль». Они подружились с Леопольдо Буроном, игравшим главные роли, и благодаря ему могли бесплатно занимать обычно пустующую ложу № 13. Именно это «несчастливое» место подарило Марти счастье первой любви.
Однажды в антракте он случайно поймал чей-то взгляд из партера. Уже гасили свет, и ему пришлось напрячь зрение, чтоб увидеть золотоволосую головку. После спектакля он провожал Бланку де Монтальво домой. Наверное, светила луна, и фонари, зажженные по указанию экономного муниципалитета через один, бросали на дома и мостовые едва заметные пятна дрожащего света…
Сарагоса решила, что молодой сеньор Марти и очаровательная сеньорита де Монтальво — прекрасная пара. Не прочь был бы сыграть свадьбу и дон Рамон де Монтальво, которому нравился простой и сердечный кубинец, боготворивший его Бланку. Бедность жениха не смущала дона Рамона. Куда больше его беспокоили вести с Кубы. Читая о боях в «Диарио де Ависос», дон Рамон покачивал головой: нет, «инсурректо» не осядет в Сарагосе.
И действительно, события на Кубе внушали тревогу. Рухнули надежды кубинских революционеров на поддержку «великой демократии севера». Потерпев провал в очередной авантюре с покупкой острова, янки предпочли видеть его испанским и не только не пришли на помощь повстанцам, но, наоборот, стали на сторону «рабовладельца против сотен тысяч рабов». Янки блокировали остров, их сторожевики задерживали суда, везшие винтовки для мамби, и нехватка оружия становилась все ощутимее. Погиб в бою храбрец Аграмонте. Революция вынуждена была сместить Карлоса Сеспедеса с поста президента свободной Кубы — герой Яры и Байямо стал проявлять замашки диктатора. А главное — недальновидно или предательски был отвергнут план вторжения в западные, наиболее населенные районы острова, где к мамби могли бы присоединиться многие тысячи новых бойцов.
Не радовали и письма доньи Леоноры: сестры часто болели и были очень худы, дона Мариано мучила астма, он давно потерял работу в полиции и теперь не мог устроиться даже простым мачетеро[22] — остров лихорадил сахарный кризис, повстанцы жгли плантации и заводы, производство сокращалось. Старый Марти намеревался попытать счастья в Мексике. Ведь туда, возможно, мог бы приехать и Пепе…
