Александр Ханин - Рота, подъем!
– Чего возишься? Заканчивай тут. Надо "очки" помыть. И чтобы блестели, как котовы… Ну, ты, в общем, в курсе. Через пятнадцать минут приду, проверю.
Если вы когда-нибудь были в советском общественном туалете, который не убирался весь день, то поймете мои ощущения. Грязь и вонь хлорки, испачканные очки и жирные от постоянного касания ручки бачков слива вызывали тошноту от одного только вида. И это в случае надетого противогаза, который не был мне выдан для реализации плана
"Чистота везде". Надолго меня не хватило, сталкивая чьи-то испражнения шваброй в очко, я вырвал весь ужин прямо на них. Глаза мгновенно стали красные, как у рака первой варки, и выйдя к раковинам, где был относительно свежий воздух у открытого окна, я столкнулся с курившим у раковин сержантом.
– Ты закончил? – спросил он.
– Нет, – выдавил я из себя, одновременно борясь с новым приступом рвоты, – меня рвет.
– "Штирлиц стоял перед картой СССР, его рвало на Родину", – вспомнил сержант старый анекдот, снабдив его сопутствующим действием, напоминавшим рвотный синдром.
Шутка не прошла стороной, я побежал к только что использованному отверстию и выплюнул остатки еды.
Может быть, совместная игра на гитаре, может быть, мой внешний вид, а, может быть, просто отсутствие желания у дежурного вступать в разборки, спасли меня от дальнейшей уборки туалета, потому что сержант, поставив меня на вход, отправил в сортир наводить порядок, моего напарника по дежурству.
По уставу внутренней службы, если порядок наведен полностью и удовлетворяет эстетическим чувствам дежурного по роте, то солдаты дежурной смены могут по очереди отдыхать, попросту говоря, поспать.
Но нам этот срок уменьшали. С учетом того, что весь день мы бегали, прыгали, маршировали и слушали речи, то к вечеру еле держались на ногах и засыпали при первой же возможности. Лечь без полученного разрешения дежурного по роте мы не имели право, а весь сержантский состав присутствовал в каптерке старшины, и я присел на табурет, прислонившись спиной к опорному столбу. Глаза сами собой закрылись, и через минуту я спал сном младенца.
– Встать, смирно! – раздалось у меня прямо над ухом.
Я вскочил, хлопая глазами и не сразу включаясь в происходящее.
– Равняйся, отставить. Равняйсь!! Смирно!! Отставить. Равняйсь.
Смирно!! – раздавались команды старшего сержанта, которые я как робот повторял. – Спим на дежурстве, товарищ курсант?? А кто батарею охранять будет? Бабушка?? Враги напали на часть, а он спит, зараза.
Рот закрой. Смирно, я сказал!! Спишь? А?
– Никак нет! – уже понимая, что пойман с поличным, выпалил я. -
Только присел.
– Присел? Ты все на свете проспал. Родина в опасности!! Бегом к старшему сержанту Волчик.
Волчик стоял ухмыляясь в дверях каптерки, опершись о косяк, выкрашенный в коричневый цвет. Я подбежал к нему:
– Товарищ гвардии старший сержант, курсант…
– Ты Родину предал, – тихим голосом НКВДэшника прервал меня Волчик.
– Никак нет, – возмутился я.
– А где твой штык-нож? – показал он пальцем на мой ремень.
Штык-ножа не было, на ремне болтались только пустые ножны.
– Потерял? – улыбаясь спросил Волчик. – Или врагам Родины продал?
– Ладно, товарищ гвардии старший сержант, это Вы забрали… отдайте.
– Чегооооо? Опупел солдатик?? Сам потерял оружие, которое тебе
Родина доверила, а теперь валишь на старших по званию?? Ушел "на тумбочку".
– Ну, отдайте, – начал канючить я с спросонья, понимая, что кроме них никто не мог вытащить нож, а утром мне будет куда больший нагоняй от офицеров.
– Приказ не слышал? Бегом "на тумбочку", урод.
"На тумбочку" означало, сменить стоявшего около тумбочки дежурного солдата напротив входной двери. Через час, когда сержанты пошли спать, они отдали мне штык-нож, посоветовав больше не спать и даже засыпая хранить вверенное мне оружие.
– А как можно сохранить штык-нож? Из сапога же его тоже можно вытащить, – уточнил нагло я.
– В жопу себе засунь, – грубо сказал дежурный по роте.
– В кольцо ножа палец вставь, только, чтобы не застрял, – со смехом ответил мне Волчик. – Всему вас духов учить надо. И не напрягайся, воин, дембель не за горами.
До дембеля было еще очень-очень далеко.
Присяга
– Сегодня бойцам нашей доблестной батареи предоставлена честь выполнить ответственное задание. Мы едем "в поле" выполнять приказ командира полка. Едем в место, где проводятся учения. Вам исключительно повезло. Вы сможете принять участие в учениях еще до присяги Родине, – громкий голос командира батареи раскатывался под сводами казармы. – Выдвижение личного состава батареи через 15 минут. Чего встали? Время пошло.
С задней стороны корпуса казармы, закрывая обзор на парк бронетехники, стояли уже поджидавшие нас, армейские грузовики с верхом крытым брезентом зеленого защитного цвета.
– По машинам, – раздалась команда, и мы полезли в ЗИЛы, толкаясь и усаживаясь поудобнее на деревянных лавках, прикрученных к полу грузовика, стараясь сесть у единственного места со свежим воздухом, идущим от дороги, поближе к заднему борту. Места у борта все равно достались сержантам, а плотность внутри кузова была такая, что чувствовалось сердцебиение соседа.
– Как сардины в консервной банке, – усмехнулся Володя.
– Кто недоволен – сейчас пойдет пешком, – пригрозил замком взвода, и громко крикнул: – Поехали!
Грузовики заревели своими мощными двигателями и выехали за ворота части, покатившись по ухабам и рытвинам Коврова, его окрестностям в сторону неизвестного нам места. Водила не сильно заботился о тех, кто был за пределами его кабины, и мы подпрыгивали на каждой кочке, вжимая голову в плечи из страха удариться о перекладину, на которой лежал трепыхавшийся на ветру брезент…
Минут через сорок грузовики дружно остановились на краю огромного поля. Через прореху в брезенте было видно, что вся территория поля была заполнена большими армейскими палатками, между которыми торчали вбитые разного вида и размера колышки, к которым крепились палаточные веревки.
– Второе отделение, – раздалась команда взводного, – ваша задача, разобрать крайние палатки.
– А чем разбирать, товарищ лейтенант? – Володя улыбался, готовый
"взглядом съесть начальство".
– Для тех, кто "на броневике" повторяю: задача разобрать палатки, а как – это уже не мои проблемы.
Мы принялись вырывать колья и колышки, вытаскивать пластиковые окна из плотных пазов палаток, разбирать стоящие в палатках металлические двухъярусные кровати. Володя, как всегда улыбаясь, продекламировал фразу из песни Высоцкого, я подхватил, продолжил. Из первой песни пошла вторая, затем третья.
