Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин
Не озарение свыше, не сверхъестественный демонический талант сделали Фридриха Ницше идолом XX столетия; он сделал это сам сознательным и четко сформулированным решением – в силу своего трагического одиночества с самого детства он бессознательно шел к какому-то неопределенному действу, и его приход к жизни мыслителя-отшельника стал осознанием того, что это единственный способ выжить, не идя на сделку с самим собой. Шопенгауэр лишь внес определенность в его сумбурную жизнь, став необходимым для каждого подобного решения толчком, следствием изогнутого понимания мира, свойственной не многим формой стремления завладеть этим миром или хотя бы повлиять на процесс его изменения – этого несовершенного, разлагающего от ложных ценностей кусочка вселенной. Вагнер же развязал ему руки, сделав свободным от всего постороннего, двусмысленного и не связанного с главным жизненным вопросом. Именно поиски своего места в жизни как защитный психологический процесс – ответ на длительную фрустрацию – толкнули Ницше к страстному самообразованию и тщательному изучению книжных полок.
«Три вещи в мире способны успокоить меня: мой Шопенгауэр, Шуман и одинокие прогулки», – писал будущий мыслитель в возрасте двадцати двух лет – лучшее доказательство того, что к стройной оформившейся в сознании стратегии Фридриха Ницше привели долгие и порой отчаянные попытки дать рождение своей собственной личности. Похоже, что смелые ростки чего-то нового, достойные его запальчивой самооценки, начали прорываться наружу из глубины мечущейся души. Он должен сменить систему ценностей современного мира и тем самым уберечь его от падения в бездну – вот его удел. Удел великого мессии. И он способен на это. Он – и никто другой! Теперь впереди лежал изнурительный и бесконечный путь к ее реализации. Став однажды одиноким волком, агрессивно ощетинившимся в желании разрушить устои убогого общества, Фридрих Ницше в то же время вынашивал надежду сотворения новых, более жизненных и естественных для людской природы законов, и прежде всего потому, что его изумительно тонкое, поэтическое восприятие мира помогло увидеть фальшивость предлагаемых канонов – Ницше искренне уверовал в то, что мир готов к его безжалостному скальпелю, уже занесенному для удаления болезненных нарывов.
Гай Юлий Цезарь
«…Но ведь смиренье —
Лишь лестница для юных честолюбий:
Наверх взбираясь, смотрят на нее,
Когда ж на верхнюю ступеньку встанут,
То к лестнице спиною обратятся
И смотрят в облака, презрев ступеньки,
Что вверх их возвели. Вот так и Цезарь».
«Alea jacta est» («Жребий брошен»).
Гай Юлий Цезарь, 10 января 49 г. до н. э.(Лето 100 г. до н. э. – 15 марта 44 г. до н. э.)
Один из тех немногих ярких исторических гениев, которые даже не нуждаются в представлении: полководец, солдаты которого готовы были идти на смерть не из принуждения или страха, а из любви и уважения, государственный деятель, сумевший на несколько веков отодвинуть падение Римской империи, писатель, оставивший после себя достойные литературы того времени плоды творчества, преобразователь, внесший в обыденную жизнь такие изменения, которые сохранились через двадцать веков, и, наконец, личность, привлекающая едва ли не наибольшее внимание исследователей в течение последних двух тысячелетий.
Гай Юлий Цезарь родился в одной из самых влиятельных патрицианских семей Рима, которая, однако, была связана с оппозицией римскому сенату – высшему классу империи. Как подчеркивают многие историки, формированию своих самых важных качеств и психологической установке на победу юный патриций был обязан многочисленным опекавшим его женщинам, которые плещущей через край любовью, безмерными ободрением и ласками воспитали в нем невероятное самомнение, самоуверенность, граничащую с безумием, и одновременно пропитали юношу чисто женскими качествами: осторожностью, гибкостью и благоразумием. Детство в кругу женщин и ранняя смерть отца (Юлию было около пятнадцати лет) на всю жизнь оставили вечный отпечаток мягкости и вежливости в его манере общаться и уважительно-страстное отношение к женщинам (не раз сослужившее добрую службу в сплетении хитроумных интриг). Мать и влиятельные родственницы не только дали возможность Цезарю сделать успешный старт в карьере, но и спасли его от неминуемой смерти в начале пути, когда безмерно амбициозный и непокорный юноша воспротивился требованиям диктатора Суллы развестись со своей первой женой.
В детстве Юлию внушили, что он принадлежит к древнему и наиболее почитаемому в Риме роду, корни которого ведут по мужской линии к Асканию-Юлу – сыну легендарного троянского героя Энея. Эту историю позже Цезарь искусно использовал в своей политической карьере и, вполне серьезно причислив себя к божествам, извлек из этого мифа и суеверной необразованности своих современников максимальную пользу, что говорит не только о ранних замыслах молодого Цезаря, но и о его рано обнаружившейся способности моделировать ситуации, чувствовать душу римского общества и использовать любые возможности для улучшения собственного имиджа.
Если даже предположить, что в глубоком детстве Цезарь мечтал о подвигах и приключениях, то это длилось очень непродолжительное время. Развитию мечтательности не способствовало его деятельное окружение, состоящее из решительных и даже отчаянных людей, которые предпочитали смелые рискованные шаги для достижения желаемого даже самым сладострастным размышлениям. Кстати, и мать Цезаря Аврелия отличалась живым умом и характерной для умных женщин практичностью в принятии решений. Овдовев, она решила посвятить свою дальнейшую жизнь сыну и стала для него первым, самым важным и самым верным консультантом, которому Юлий в течение всей жизни доверял свои самые дерзкие планы. Это спасало его от необходимости не только обсуждать планы с кем-нибудь из друзей, но и давало возможность получать психологическую поддержку, не подвергая себя опасности.
Весьма важное влияние на мировоззрение юноши оказал его учитель – один из самых именитых и действительно талантливых наставников того времени и автор сочинения «О латинском языке» (приглашенный, опять-таки, благодаря Аврелии) Марк Антоний Гнифон. Он сумел привить молодому аристократу вкус к правильному и колоритному языку, а также открыл ему древнюю классику, лингвистику, философию и историю. Благодаря ему Юлий осознал, что отточенный язык не только может быть формой изысканного общения, но и служит самовыражению. А порой и тонким деликатным оружием, с помощью которого можно успешно формировать общественное мнение. В порыве внезапного вдохновения Юлий даже написал поэму о подвигах могучего героя древности Геркулеса. Неоценимое влияние на формирование честолюбивой идеи и упорства сыграл родной дядя Цезаря – Гай Марий, не меньшее, чем близкие женщины, ловко организовавшие женитьбу Цезаря на дочери фактически единоличного правителя Рима и судьбоносное избрание шестнадцатилетнего юноши на почетный и заметный в городе пост жреца Юпитера. Оставшийся без отца юноша боготворил дядю, личность которого в Риме была поистине легендарной. По степени целеустремленности и последовательности в реализации своих честолюбивых целей Гай Марий стал для юноши тем живым блистательным примером, магическая сила которого оказывает на молодых людей более могущественное и дурманящее действие, чем все наставления учителей-теоретиков. Будучи плебеем по происхождению, Марий сумел добиться поистине необычайной популярности в Риме и семь раз избирался консулом – на высшую политическую должность в республике. Правда, прославился Марий прежде всего как исключительный полководец и виртуозный непритязательный воин, умеющий не только выиграть сражение, но и разделить с простыми солдатами все тяготы суровой и опасной военной тропы. Именно у немногословного и мужественного дяди Юлий учился самообладанию, умению сохранять спокойствие в сложных ситуациях, терпеть боль, а также ловко манипулировать людьми, ибо не кто иной, как Марий, впервые так реорганизовал армию, что превратил ее в мощное политическое орудие и средство воздействия на сенатское сословие – высший класс римского общества. Создав настоящую профессиональную, регулярно оплачиваемую армию вместо традиционного ополчения, воинственный и последовательный Марий продемонстрировал Цезарю на практике, как сотворить слепую и сокрушительную силу и как ее приручить. Молодой Цезарь хорошо усвоил опыт своего дяди-простолюдина, добившегося невероятной славы и почти царской власти, и, несомненно, уже в юном возрасте пришел к выводу, что настоящей опорой для достижения высшей власти может быть только военная сила. Но, наблюдая за дядей и осваивая его замечательный способ военного руководства, дававший возможность простым солдатам добиться успехов в продвижении по службе сообразно своим реальным заслугам, молодой и многообещающий племянник, тем не менее, невольно почерпнул еще одну немаловажную деталь, сыгравшую в его дальнейшей жизни самую важную роль. А именно, Цезарь увидел, что Марий, будучи непобедимым полководцем и даже прозванный «третьим основателем Рима», очевидно, в силу необразованности и неумения противостоять хитрости сделался легкой добычей беззастенчивых интриг. Цезарь ясно осознал, что для окончательной и неоспоримой победы – достижения высшей власти в Риме – не достаточно научиться быть воителем толпы; нужно еще уметь ладить с сильным классом, для чего годятся все средства – от подкупа до устрашения. Эти трагические просчеты романтичного и несколько наивного в отношении большой политики дяди подвели Цезаря к сознательному решению о необходимости наличия более высокого уровня образования, более глубоких практических знаний о склонностях толпы и возможностях управления ею. Для начала ему надо было хотя бы достичь должного внимания к своей особе на политической арене Рима. Еще одной детали, пренебрежение которой стоило политической карьеры Гаю Марию, Юлий Цезарь поклялся не забыть, и клятву свою он сдержал. Дело в том, что, попав в политическую переделку в Риме, Марий был вынужден на довольно длительное время оставить столицу империи, и, сделав это, не позаботившись о формировании партии сторонников в столице империи, он полностью и бесповоротно утратил свое влияние. Все эти политические смуты, происходившее на глазах у Цезаря, оставили неизгладимый отпечаток на всех его последующих действиях – все, что он делал, было отныне лишь результатом тщательных расчетов и размышлений.
