Иван Стаднюк - Сердце помнит
Мать встряхнула головой, силясь что-то произнести, но задохнулась в муке.
- Отец просит тебя, - обратился к Павлу эсэсовец.
Павел выпрямился:
- Мама... Отец... Прощайте!.. Солдаты смерти не боятся!..
Сказав это, Кудрин взял за руку Шестова, и они двинулись к месту, где виднелась свежевырытая яма.
Никто из гитлеровцев не посмел удержать русских разведчиков. Они остановились у ямы, крепко обнялись и поцеловались. Павел окинул фашистов взглядом, полным ненависти, и крикнул:
- Стреляйте!
Капитан-эсэсовец резко повернулся к старикам:
- Последний раз говорю. Просите, чтобы рассказали!
Отец и мать Кудрина молчали.
Фашист дал команду, и солдаты вскинули винтовки. Грянул залп... Когда рассеялся дым, на краю ямы стоял только Павел. Капитан снова что-то крикнул. Солдаты быстро отвязали стариков Кудриных и на их место поставили Павла. Стариков подвели к яме.
Павел понял, что задумали фашисты...
- Теперь ты решай их судьбу! - зло сказал капитан. - Посмотрим, что ты за сын! Любишь ли ты своих родителей...
Потом, подавив в себе злобу, начал уговаривать:
- Перестань упрямиться, ведь они отец и мать тебе. Зачем губишь их? Этого мы расстреляли, теперь он упрекать тебя не будет. Не противься. Иначе расстрел родителей ляжет тяжким грехом на твою душу. Говори, и мы сейчас отпустим их и тебя.
Павел отошел от креста и направился к родителям. Его не задерживали. Он помог матери подняться на ноги. Обнял ее, затем отца.
- Не было бы вас, я бы плюнул в морду этой гадине, - прошептал он. Не хочу, чтоб видели, как терзать меня будут...
Мать рыдала, прижимая к груди голову сына.
- Так, сынку, так, - тихо сказал отец.
Мать не могла вымолвить ни слова.
- Ну, стреляйте! - крикнул Кудрин, встав рядом со стариками.
Капитан словно одержимый бросился к Павлу и, нанося удары, стал оттаскивать его от родителей.
Снова загремели выстрелы.
Когда избитого до полусмерти Павла подняли и повели к дороге, матери и отца у каменной ограды он не увидел.
Ночью в сарай, где были заперты Павел Кудрин и пленный сержант американской армии, зашел старик - односельчанин Павла - Кузьма Шалыгин. Кудрин узнал его по голосу.
Шалыгин подсел к Павлу и по-бабьи начал причитать:
- Сынок ты мой бедный! Горемыка несчастный! Как же ты попал в село, зачем загубил отца и мать?..
Павел молчал. Он понимал, что Шалыгин пришел неспроста. Иначе как его могли пропустить в сарай?
- Павлуша, сынок, - бормотал Шалыгин, - скажи немцам все, и они тебя отпустят, перестанут мучить. Они же из-за тебя всю деревню перестреляют. Меня вызвал капитан и говорит: "Староста, собери завтра народ на кладбище!"
"А-а, староста!" - Кудрин не мог подобрать нужных слов. Наконец сообразил:
- Дядька Шалыгин, - прошептал он, - принесите хлеба, я вам все расскажу, только вам...
Шалыгин не смог скрыть радости.
- Сейчас все сделаю для тебя, потерпи малость, - быстро проговорил он и направился к двери.
Кудрин начал лихорадочно обыскивать все углы сарая. Наконец нащупал железный прут, торчавший из бревенчатой стены. Ухватился за него обеими руками, но выдернуть не мог, не хватало сил.
- Товарищ! - тихо позвал Павел.
Американский сержант понял это слово. Кудрин услышал, как зашелестела солома, и вскоре к нему прикоснулась жесткая рука. Павел поймал ее и подтолкнул к железному пруту.
- Помоги...
Вдвоем они расшатали и выдернули прут.
Сержант горячо заговорил что-то на ухо Павлу. Затем стиснул повыше локтя руку Павла и потряс ее.
- Вильям Хатчинс, Вильям Хатчинс, - шептал он.
Тогда Кудрин взял руку американца, ткнул ею в свою грудь и тихо сказал:
- Павел Кудрин.
Сержант Хатчинс опустился на солому и шепотом повторил:
- Павэл Кутрин...
Павел тоже сел и стал терпеливо ждать возвращения Шалыгина. "Придет или не придет?" Сердце колотилось так сильно, что казалось, стук его слышен во всех углах сарая.
Наконец загремел засов, тонко скрипнула дверь. В сарай упал луч света от керосинового фонаря, который держал в руке Шалыгин. Староста поставил фонарь и, с любопытством глядя на американца, начал вытаскивать из кармана хлеб, сало.
- Ешь, милок, ешь, Павлуша. Не тужи. Многие пострадали от этой войны, да еще как пострадали...
В лампе фонаря что-то зашипело, и Шалыгин нагнулся, чтобы подкрутить фитиль.
В этот миг в тусклом свете мелькнул железный прут и опустился на голову старосты.
Шалыгин приник к деревянному настилу пола, опрокинув фонарь. Вильям Хатчинс подхватил зачадившую "летучую мышь" и устремил вопросительный взгляд на Кудрина.
Движения Павла стали быстрыми, решительными. Он стащил с Шалыгина армяк и накинул его на себя, надел фуражку. Затем взял у сержанта фонарь, поднял стекло и уголком полы армяка счистил с закраин фитиля сажу. Сажей натер себе подбородок, щеки.
Хатчинс молча наблюдал за этими приготовлениями. Потом он что-то зашептал, согнул в локте правую руку, показывая бицепсы, и потянулся к железному пруту. Повел понял его. Действительно, у этого американца больше сил, его не пытали и не мучили. Он передал Вильяму армяк, снова достал сажи из фонаря и намазал ею лицо Хатчинса.
Американец открыл дверь. Часовой с автоматом на груди отступил в сторону. Вильям шагнул в темноту, потушив фонарь, и, услышав, как стукнул засов, повернулся и кинулся на гитлеровца.
А еще через минуту Кудрин и Хатчинс перелезли через плетень и бросились в огороды.
Павел напрягал все оставшиеся в нем силы. Он бежал и чувствовал, как каждый шаг отдается в теле тупой болью. Вглядываясь в темноту, Кудрин пытался различить впереди лес. Павел знал, что ближайший путь к своим через топкое болото, примыкающее к лесу со стороны Старого брода.
Недалеко от болота беглецы наткнулись на вражеский секрет. Из замаскированного окопа крикнули:
- Хальт!
Вильям дал очередь из трофейного автомата. В ответ из окопа вырвалась огненная струйка трассирующих пуль. Хатчинс остановился, еще раз полоснул по окопу и упал. Кудрин залег в тот момент, когда слева, где в болото упирался передний край вражеской обороны, взметнулись ракеты.
Яркий свет, загоревшийся в небе, озарил опушку леса, болото и прилегающее к нему незасеянное поле. Ракеты, шипя и потрескивая, роняя горячие брызги, описывали в небе дугу и падали. Из-за болота застрочили пулеметы, донесся хлопок минометного выстрела. Павел с радостно бьющимся сердцем прислушивался. Это стреляли свои.
Вскоре наступила тишина. Гитлеровцы перестали бросать ракеты. Нужно было пробираться вперед, так как к уничтоженному немецкому секрету вот-вот могли прийти вражеские солдаты.
Вильям Хатчинс лежал неподвижно. Кудрин подполз к нему и тронул за плечо. Вильям не пошевелился. Павел поспешно расстегнул его куртку и приник ухом к сердцу...
