Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
— Очень приятно встретиться с вами, господа, — между тем, мягко улыбаясь и порывисто пожимая руки некоторых из бывших своих сотоварищей по деятельности в школе, просто и искренне здоровался военный комиссар. — Я прямо из Ставки, — продолжал он. — Какая разница с вашим питерским настроением. Но это ничего… я полагаю, мы быстро уладим все шероховатости и вам снова можно будет вернуться к более мирному продолжению вашей продуктивной, полезной работы. Ваши бывшие питомцы отличаются на фронте, и пехота их высоко ценит… Владимир Станкевич, — протянул, наконец, и мне руку военный комиссар.
— Александр Синегуб, — в тон представился я.
— Это наш новый офицер, недавно с фронта, — зачем‑то нашел нужным прибавить поручик Б.
— Да, у вас, я вижу, есть новые лица! — ответил ему военный комиссар.
— Александр Петрович! — окликнул меня поручик Скородинский.
— Что скажете? — обернулся я к спешившему ко мне поручику.
— Начальник школы вас требует Работа есть. Счастливчик! — ласково улыбаясь, передал он мне приказ начальника школы.
— А где начальник? — обрадованно заторопился я.
— Вон там, около группы Багратуни у Главного штаба, — указал мне поручик на местонахождение начальника школы. — Явитесь к военному комиссару при Верховном командовании, поручику Станкевичу, — подчеркивая титул служебного положения поручика, мягко, но с особой, свойственной ему манерой отдавать так приказания, что они, для получающего таковые, приобретали значение сверхстепенного значения, проговорил он — Ах, вы здесь! — продолжал он, уже обращаясь к подошедшему в этот момент военному комиссару. — Вот, согласно вашего желания и приказания Главного штаба, я предоставляю в ваше распоряжение полуроту юнкеров, под командой поручика Синегуба. Я вам даю самого опытного офицера, недавно только прибывшего к нам в школу с фронта. Надеюсь, поручик, — снова отнесся начальник школы ко мне, — вы учтете всю серьезность значения оказываемой вам чести предоставления выполнения тех задач, которые вы будете получать непосредственно от господина военного комиссара и исполнять которые будете как мои личные приказания.. — в упор смотря мне в глаза, добавил начальник школы.
— Слушаю–с, господин полковник; а какую полуроту прикажете взять?
— Капитан Галиевский получил приказание, и он вам предоставит таковую!
— Слушаю–с! Разрешите идти?
— Да, с Богом! — весело ответил начальник школы, протягивая мне руку и делая шага два вперед, приблизился вплотную ко мне и вдруг, понижая голос, быстро проговорил: — Дело крайне серьезно. Соберите все внимание. И чаще присылайте донесения мне и капитану Галиевскому. — И, переходя на обычный тон, продолжал: — Все указания испрашивать у господина военного комиссара. Ну, в добрый час! Берегите юнкеров! — отпустил меня начальник школы.
— Господин военный комиссар, — обратился я, поворачиваясь к комиссару и беря руку под козырек, — поручик Синегуб, по приказанию начальника Петроградской прапорщиков инженерных войск школы, представляется по случаю назначения в ваше распоряжение.
— Очень приятно, — принимая честь, любезно ответил военный комиссар, — я попрошу вас немедленно выступить. И так слишком много времени потеряно, — нервно смотря на часы, бросил замечание военный комиссар.
— Слушаю–с! Разрешите построить и куда прикажете вести и какое будет назначение?
— Я буду с вами. Мы пойдем в Мариинский дворец на охрану заседающего в нем Предпарламента, так как по имеющимся сведениям готовится обструкция и выступления против заседающих. Скорее стройте юнкеров, — нервно закончил комиссар.
— Слушаюсь! — заражаясь необходимостью спешить, я бегом направился к батальону юнкеров.
— Александр Петрович, — встретил меня поручик Мейснер, — ваша полурота готова. Я назначен командовать второй полуротой, в качестве резерва для вас, голубчик, если надо, вызывайте меня скорее, — весь оживляясь, попросил поручик.
— Спасибо, хорошо, обязательно. Подождите, еще много будет дел. А что, патроны будут выдавать? — вдруг с ужасом вспомнил я отсутствие этой соли нашей сущности.
— Патроны? Во дворце их надо получать Там большой запас. Я сейчас доложу капитану Галиевскому, — бросаясь к командующему батальоном, ответил поручик.
— Полурота, равняйсь! — принялся я между тем отводить свою полуроту от батальона.
— Послушайте, поручик, — подходя ко мне, заговорил военный комиссар, — постройте мне так юнкеров, чтобы все могли слышать меня без повышения мною голоса.
«О, черт возьми, опять разговорчики. Да ведь вам спешить надо… Хотя это на руку — патроны поднесут…» — промелькнуло успокаивающее соображение.
— Слушаюсь! — уже вслух ответил я и принялся строить полуроту в каре.
Военный комиссар выждал эволюцию фронта и начал говорить:
— Господа, в данное, исключительно тяжелое время для Революции и страны свершилось событие огромной исторической важности. В залах Мариинского дворца заседает цвет нашей мысли и гордость наших чаяний — Совет Республики. Я был там и видел их святую работу над укреплением завоеваний Революции и выводом страны на тот путь величественного шествия к счастью, которого только достойна демократия мира. Я видел, как, забыв все личное, забыв даже о еде, сидят над разрешением вопросов те, кто не только является гордостью нашей мысли, но и творцом дела дружественного, творческого сожительства демократий всего мира. И их работа, верьте мне, еще священнее, чем защитников нашей великой страны, выбросившей впервые миру такие лозунги, как война до победного конца, без аннексий и контрибуций. И вот, товарищи–граждане, в этот момент демагогическая злобность, посеянная Лениным и разжигаемая врагами революции и страны, готовится стать катастрофичной для Революции. Опьяненные демагогией отбросы рабочего мира готовятся произвести срыв происходящего заседания Совета Республики. Спокойствию в творческой работе, в часы ее максимального напряжения, грозит опасность. А между тем дорог каждый час этого труда, результаты которого в бесконечном волнении ожидают и армия, и демократия. И вот, дорогие товарищи–граждане юнкера, вам предоставляется высокая честь охранить спокойствие работы Совета Республики. Я счастлив, что могу вас поздравить с назначением в караул Мариинского дворца. И я убежден, что это будет лишь почетным для вас служением Революции и стране и что дело до применения оружия не дойдет, так как, если массы хулиганствующих увидят вас на постах у дворца, они только побурлят и разойдутся.. — застенчиво улыбаясь, закончил свою речь военный комиссар.
