Феликс Медведев - Мои Великие старики
В связи с опубликованием статьи А. Стругацкого «Каким я его знал» о режиссере Андрее Тарковском Маркес вспоминает:
– Я познакомился с Тарковским в Италии. Но я так и не понял, почему он уехал из России.
Сообщаем, что несколько номеров назад в журнале было напечатано последнее письмо режиссера из Италии своему отцу, в котором он прямо говорит о причинах, побудивших его задержать возвращение на родину.
– Когда я познакомился с ним, – продолжает Маркес, – в вашей стране была широкая кампания против диссидентов. Но западная пресса никогда не говорит о конкретных причинах отъезда того или другого человека. Всегда сообщается, что это просто еще один диссидент.
Уточняем, что Андрея Тарковского нельзя назвать диссидентом, и что в огоньковской публикации впервые публично объяснены причины его отъезда.
Переводчица вставляет, что Маркесу было бы интересно почитать этот материал.
Перелистываем страницы «Огонька»: «Поэтическая антология», «Русская муза XX века. Борис Пастернак».
Маркес узнает портрет великого поэта, его имя широко известно.
– Я был в Переделкине на могиле Пастернака и испытал большое удовлетворение… Я думал, что эта могила как-то дискриминирована, отделена от других могил, но этого нет, она полна достоинства…
Недавно я видел картину «Онежская быль», она произвела на меня большое впечатление, – говорит наш гость, глядя на щемяще грустные фотографии к материалу «Оставьте нам деревню» – об участи «неперспективных» сел.
– А в Латинской Америке нет такого?
– Да, опустение деревень происходит и у нас. Люди бегут в город. Страна совершенно изменилась. Во-первых, потому, что начисто опустела сельская местность. Опустела по двум причинам: из-за привлекательности городской жизни и из-за того, что в колумбийской деревне ведется ожесточенная война. Эта война – социальная борьба между бедным крестьянством и крупными землевладельцами. Отсюда такой трагический исход – опустошение родных гнезд. Сельскохозяйственной продукции становится все меньше и меньше. А в городах – чудовищная перенаселенность. Люди, пришедшие из деревни, без работы превращаются в нищих, в преступников. Проблема, о которой вы сообщаете в этом номере, и в Колумбии становится все острей и острей…
– Значит, можно сделать вывод, что этот процесс в чем-то схож с тем, что происходит и у нас?
– В данном случае капитализм и социализм, несмотря на свои принципиальные различия, сошлись. Я думаю, что между капитализмом и социализмом должно быть что-то общее, но все-таки не это, – улыбается Гарсиа Маркес.
– А о чем эта статья? – оживляется собеседник, глядя на улыбающегося с фотографии малыша.
– Этот материал называется «О пеленке, распашонке и семейном бюджете», он о судьбе молодоженов, у которых маленький ребенок. О трудностях их семейной жизни в самой начальной стадии. Журнал проследит за жизнью Сережи Фокина до его совершеннолетия.
– Это очень важная публикация, это очень интересно. Как журналистский эксперимент, как исследование.
Оказалось, что мы «сели» на больную тему Маркеса. Дело в том, что Маркес – преданный семьянин. В жене, в детях он ищет опору, надежду и находит ее. Вспоминаю, что в прошлый свой приезд писатель привозил и своих сыновей.
– Где они сейчас, сеньор Маркес, чем занимаются, почему вы не взяли их в Москву?
– Старший сын – кинооператор. Второй – дизайнер. Оба они унаследовали творческие возможности отца, но применили их в более практической сфере. Они вообще более практичны – в маму, наверное…
– Родители влияли на выбор их жизненного пути?
– Но, прежде всего, есть генетические предрасположенности, которых мы, естественно, избежать не могли. Мы всегда старались влиять на своих детей. Вы знаете, мы старались влиять на них еще и потому, что им всегда было трудно жить из-за их отца. Старший сын, например, учился в Гарвардском университете. И вот за все годы учебы он старался, чтобы как можно меньше из его окружения людей знали о том, кто он. Кто его отец. Но вместе с тем существовали влияния, которые просто неизбежны. Это атмосфера дома, например. Ведь дети помнят, как играли они с Пабло Нерудой, Хулио Кортасаром, Карлосом Фуэнтосом. Им, конечно, не забыть разговоров о литературе, об искусстве… Сегодня они во всех комнатах слушают рок-музыку, молодежные современные ритмы. Слушают так громко, что я тоже вынужден слушать. И они, таким образом, тоже влияют на меня. Правда, когда я слушаю классическую музыку, музыку великих композиторов, я тоже очень громко включаю динамики. И таким образом, – Маркес улыбается, – они любят и то, и другое.
– Как и вы?
– Куда мне деваться…
Конечно, влияние среды неизбежно в воспитании. Но дети никогда не пытались писать. Младший несколько лет учился играть на флейте. Я был этим очень доволен. Я был так доволен, что усиленно поощрял его, подталкивал. И, в конце концов, он перешел на графический дизайн. А старшему всегда нравилась фотография. Пока сыновья подрастали, я думал о том, что кем бы они ни стали, они должны быть достаточно культурными людьми… Вообще-то я доволен своими детьми. Старший получил диплом историка в Гарварде, но, чтобы подшутить надо мной, специализировался по средневековой Японии. А когда вернулся домой, начал заниматься фотографией. Так вот, отвечая на ваш вопрос, повторяю, что ни я, ни Мерседес не пытались оказывать на детей никакого давления, но среда, безусловно, на них во многом повлияла. И конечно, на них повлияла позиция, которую занимали писатели, художники, часто бывавшие у нас в доме…
Маркес задумался, сделал паузу:
– Я импровизирую, потому что никогда на эту тему не говорил, меня об этом не спрашивали.
Честно говоря, я был удивлен этой ремаркой. Во многих западных странах институт семьи стоит слишком высоко на пьедестале духовных ценностей. И разве дотошным журналистам не интересно было знать подробности взаимоотношений известнейшего писателя со своими детьми? А может быть, сам Маркес не был расположен к беседам на эти темы?
Меня немного удивило, что писатель не отреагировал на публикацию в журнале статьи об английском художнике Обри Бердслей (в сущности это первая серьезная за многие-многие годы публикация на Западе, может быть, не знаком с творчеством Бердслея?).
– А этот большой репортаж, с продолжением в трех номерах, посвящен Афганистану.
Маркес, став еще серьезней, живо заинтересовался темой.
– Как раз об этом хотел с вами поговорить подробнее. Меня очень волнует, как попал в Афганистан ваш корреспондент, как он прорвался к театру боевых действий? Было ли у него оружие или нет? Я знаю, что западные корреспонденты не имеют права брать с собой оружие, когда выполняют подобные задания органов печати. Как к нему относились военные? И нельзя ли познакомиться с храбрым репортером?
