Сергей Бойко - Шарль Перро
— Надобно ли солдату учену быть? — бросил в класс учитель свой вопрос.
— Конечно, нет! — воскликнул с места рыжий Жан, сын мельника.
— Изволь доказать! — подошел к нему учитель.
— Шпагой служащий воин, — громко начал Жан, — от наук храбрее и умелее не делается. Напротив того, учением испорченный, он в несносное ребячество впадет.
— Так, ну а ты что скажешь, Луи? — Учитель протянул левую руку в сторону другого мальчика.
— Святой Апостол Павел, — неторопливо заговорил угрюмый Луи, медленно поднявшись из-за стола, — не желал в церкви своей таких магистров иметь, которые бы светскими науками за облака залетали. А солдаты ученые о поэзии да о птичках думать будут вместо того, чтобы оружием овладевать.
— Это бред! — крикнул с места Шарль, а Борэн поддержал его кивком головы.
— Подожди, Перро, — остановил его учитель, — еще не все против науки высказались! — Но так как все молчали, учитель задал наводящий вопрос: — По крайней мере не могут ли науки шпагой служащему мужества придать?
Нехотя, медленно поднялся толстяк Поль, сунул огрызок яблока в карман и проговорил, растягивая слова:
— Никак не могут! Чем ученее человек, тем он боязливее, а значит, более склонен к миру будет. Один полк неученых, только храбрых солдат может такой город взять, в котором 40 или 50 тысяч робких философов будет.
— Так, интересно! — улыбался учитель. — Нет ли у кого на это примеров?
Черный, как грек, Фанфан вскочил со стула:
— Есть примеры! Как скоро греки и римляне научились красно и приятно говорить, с тех пор всякую добродетель полюбили, а храбрость забросили. Славнейший из римлян полководец Мариус солдат своих не из школ, а из деревень, потом еще мастеровых людей из лавок брал. Римские императоры Ликий и Валентиниан науки в своем государстве страшнее всякого яда почитали. Хотя древние готы ничего другого не знали, как жечь да рубить, однако, ученых греков победивши, школы нарочно для того им оставили, чтобы греки, расхрабрившись, самих готов не одолели.
— Чепуха все это! — вскочил Шарль, который больше не мог молчать. — Оружие без науки не только бесполезно, но и страшно: всё намерение неученых военных только к разорению сел и городов, к погублению рода человеческого клонится. Неученый солдат больше зверю, чем человеку, подобен.
— И у тебя есть примеры, чтобы военные люди учены были? — спросил учитель.
— Конечно, есть! Аристотель учил Александра Великого, который у сего философа много умного перенял. Юлий Цезарь образован был и, красноречием своих солдат к боям ободряя, много побед одержал! А к строению мостов на реках и к осаде городов Цезарь привлекал хороших математиков и инженеров, которые при его войске жили. — Шарль смело посмотрел в глаза учителю и закончил: — Счастливы те народы, у которых философы — цари, а цари — философы, как наш Людовик!
После такой заключительной фразы никто уже не хотел спорить, и учитель похвалил Шарля.
Но, как и все в классе, Шарль был не только учеником, но и обычным мальчишкой. Когда объявляли перемену, он наперегонки с ребятами (всегда рядом был Борэн) бежал к ограде двора и старался с первого маха преодолеть ее. В младших классах это не удавалось, а теперь, длинноногий и ловкий, он в два приема вскарабкивался на стену и прыгал вниз, на улицу, чтобы через мгновение снова оказаться во дворе коллежа. Самый шик был в том, чтобы не коснуться стены и вернуться в класс таким же чистым, каким и был. И все же падений избежать не удавалось, и костюм Шарля к концу дня был сильно помят и иногда испачкан.
В классной комнате находился большой камин, который жарко топился в холодные зимние дни. Летом же его огромную «пасть» закрывали зеленые колючие ветви. Любимой летней забавой ребят было спрятаться в глубь камина и во время урока, раздвигая ветви, строить друзьям рожи. Учителя долго не понимали причины неудержимого смеха питомцев, пока ленивый Поль не попался с поличным: он так громко чихнул в камине, что не оставалось сомнения в том, что там кто-то прячется. С тех пор эта забава закончилась, ибо, обнаружив отсутствие кого-нибудь из учеников, учитель приказывал двум мальчикам вытащить колючие ветви, чтобы обнаружить «пропажу».
С годами Шарль и Борэн все углубленнее изучали окружающий мир. В первых классах Жан Гриншер на латинском языке кратко рассказывал ребятам о небе, огне, воздухе, воде, земле и прочем. Теперь те же понятия изучались более углубленно. Хотя нам сегодня, с высоты XXI столетия, странными бы показались вопросы, которые задавались ученикам:
— Холоден воздух или тепл?
— Сух ли воздух или сыр?
— Почему воздух не гниет?
— Земля тяжелее или вода?
— Земля воды или вода земли студенее?
— Много ли на свете ветров?
В XVII веке люди еще очень мало знали о законах природы. Мир только стоял у порога научной революции.
Многие ученики не знали правильных ответов на вопросы мироздания.
— Движется Земля или не движется? — спрашивал по-латыни учитель. И ученик на латинском же языке отвечал:
— Движимой ей быть не можно. Если бы эта непостижимой тяжести махина движение имела, то от ужасной силы сего движения в прах бы рассыпалась.
— Есть другие мнения? — спрашивал Жан Гриншер и обводил глазами класс.
Вставал Борэн и отвечал:
— Некоторые ученые люди доказывают, что все планеты около Солнца движутся и Земля — тоже. Солнцу в Земле никакой нужды нет, а Земля без него пробыть не может, принуждена тепла искать. Не огонь в поварне перед воткнутым на вертел мясом оборачивается, а мясо на вертеле у огня кругом вертят.
— И ты кому веришь? — спрашивает учитель.
— Примеру о вертеле, — искренне признался Борэн.
— А прежде всего самому надо много читать и составить свое представление о мире! — назидательно заметил Жан Гриншер и тут же преподнес им один из уроков познания:
— Знайте, ребята, учиться тоже надо уметь. Ну-ка ответьте мне на вопрос: от всякой науки понемногу лучше знать или одному чему-нибудь основательно учиться лучше?
Шарль и Борэн переглянулись, перебросились словами, и Шарль поднял руку.
— Лучше как можно больше знать, — громко сказал он, — а потому разных наук надо касаться.
— А у кого другое мнение? — спросил учитель.
Другого мнения не было. Шарль хорошо сформулировал ответ, к тому же к его мнению уже прислушивались.
— А здесь ты, Шарль, не прав, — посадил его движением руки учитель и пошел вдоль столов. — Кто от всего понемногу знает, тот, можно сказать, не знает ничего. Потому умные люди советуют: лучше одному чему-нибудь учиться, нежели от всего помаленьку знать.