Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля
Строительство было в полном разгаре. Быстро выросли стены радиостанции, тут же рядом вырастала у самой воды лагуны малюсенькая банька, чуть поодаль стоял совсем готовый накрытый крышей каркас склада. У станции рыли котлованы для радиомачт и якорей для оттяжек; в сотне метров от жилья расположилась метеорологическая станция с высоким флюгером, белыми гранеными будками, гребенкой нефоскопа и раструбом дождемера. Пустынная коса, на которой иногда возникали легкие полотняные постройки эскимосов, — волей партии, советской власти, благодаря упорному труду коллектива советских людей принимала жилой вид. Постройки собирались с невероятной быстротой. Не успели стены подняться до половины, а внутри уже настилался черный пол, насыпался накат, и белые, пахнувшие смолой доски превращались в ровную площадь пола. Не успели положить последний венец, как приступили к подъему стропил; тут же настилался черный потолок и подбивался белый; вставлялись частью остекленные рамы. Внутри печники уже работали над печами, кирпичная пыль и людской гомон висели в пространстве, только что замкнутом стенами.
Рядом с недостроенным складом конусом вырастала куча угля. Укрытого места для угля не было, пришлось сгружать его прямо под открытым небом.
Тут возвышалась горой растянувшаяся на добрых два десятка метров по берегу груда всяких товаров: мешки с мукой, рисом, крупами, сахаром и прочим, бочки с рыбой, солониной, черемшой, красные от сурика и ржавчины бочки с керосином и бензином, множество всяких ящиков и ящичков со всякой всячиной; горой в тугих пачках лежали шкуры оленей всех возрастов.
Хмурое небо в грязновато-седых космах низко ползущей облачности, надолго скрывшей солнце, беспрестанно слезилось. Дождь был почти неощутим, но воздух был густо пропитан влагой, и она все время оседала и мгновенно пропитывала собою все, что находилось на поверхности земли. Развернули громадные брезенты, привезенные нами, и укрыли товар.
Строительство подходило к концу. Дом и баня, в основном, были готовы. В машинном отделении уже установили под руководством старшего механика «Литке» Гейне двигатель, динамо и альтернатор[18]. Внутренние коробки здания разгорожены на комнаты, навешаны двери, во всех окнах вставлены первые рамы. Не закончены только печи, да не остеклены вторые рамы в окнах. Баня также готова, только внутри отсутствует банное устройство.
Все товары были выгружены полностью к середине дня 4 сентября. Ревизор Бессмертный облазил все закоулки судна, ища, не завалилось ли что-либо из грузов. Все хорошо понимали, что выгрузить нужно все, ничего нельзя забыть, так как только через два года к острову должно пойти вспомогательное судно с дополнительным снабжением.
— Все выгрузили, товарищ Бессмертный?
— Кажется все. Вот бегаю по трюмам и разыскиваю, не забыли ли чего. Перевернул все грузы неприкосновенного запаса, — хотя там и не должно быть, но так вернее.
— Уголь тоже весь выгрузили?
— Да, все сто тонн. Уголька-то вам маловато будет.
— На два года хватит, а там подбросят.
Согласно колонизационному плану, для зимовки должны были оставить 150 тонн угля, а оставляли только сто. Как это получилось?
Уже много дней «Литке» стоял в невероятно тяжелых льдах. Перспектив на продвижение прямо к острову не было. 24 августа Константин Александрович созвал совещание командного состава, председателя судового комитета, секретаря ячейки ВКП(б), врангелевской колонии и научной части. На совещании он доложил о состоянии судна и возможностях дальнейшего продвижения к острову.
«Литке» получил следующие повреждения: поврежден форпик; вмят правый борт, заделанный в настоящее время цементом; имеется значительная течь тоже на правом борту. Угля осталось 750 тонн плюс 150 тонн для острова. До Геральда остается при настоящем положении 38 миль, и от Геральда до острова Врангеля 63 мили по русской карте.
По мнению капитана, при более или менее благоприятных ледовых условиях на этот переход следует положить максимум пять суток, на что потребуется 300 тонн угля, стоянка у острова Врангеля — 12 дней максимум — 100 тонн и на обратный путь 350 тонн.
Капитан «Литке» выдвигает два варианта для возможности дальнейшего плавания: первый — итти к острову Геральд с имеющимися запасами угля в надежде встретить здесь менее тяжелый лед и попробовать от острова Геральд пройти к острову Врангеля согласно вышеприведенному расчету. И второй — итти в бухту Провидения за углем. Погрузка угля в бухте Провидения потребует десять дней, и при благополучных условиях «Литке» может подойти к острову только около 10 сентября.
Большинство высказалось за то, чтобы сейчас, без захода за углем в бухту Провидения, пытаться осуществить первый вариант, то-есть пробиваться к острову Врангеля.
Я настаивал на продвижении к острову с имевшимися запасами угля. В крайнем случае я считал возможным урезать запас угля врангелевской колонии. Кроме того, можно отказаться от постройки силами команды «Литке» жилого дома, чем сократится время стоянки у острова, только радиостанцию необходимо построить во что бы то ни стало.
И во время выгрузки угля для зимовки Константин Александрович просил моего разрешения уменьшить количество выгружаемого угля.
— Сколько угля будет в бункерах судна, если выгрузить все 150 тонн?
— При том суточном расходе топлива, который мы имеем сейчас, я думаю, что у нас будет тонн 500, но если лед начнет прижимать к берегу, нам придется выйти на глубины. Тогда будет значительно меньше.
— Вы ожидаете, Константин Александрович, тяжелых льдов на обратном пути?
— Вы сами видели, какие льды были по пути сюда. Не исключена возможность, что за время стоянки льды разредит или совсем отожмет, но столь же вероятно и ухудшение льда.
— На какое количество угля вы рассчитываете из наших запасов?
— Мне кажется, что их можно было бы сократить на полсотню тонн. На два года вам должно с избытком хватить сотни тонн, да там на берегу остается от прежней зимовки тонн с десяток.
Я согласился. Вот почему мы получили с «Литке» меньше угля, чем было рассчитано по колонизационному плану.
За несколько дней до нашего ухода с судна, 31 августа, Константин Александрович дал мне красиво переплетенную в кожу книгу, сообщив мне, что это судовой альбом, и просил меня написать в нем несколько строк в память о плавании на «Литке».
На верхней крышке переплета золотом оттиснуто «Канада» — имя, которое носило судно до тех пор, пока не вошло в состав советского флота.
Наша большевистская партия и советская власть, чтя память русских людей, много потрудившихся над изучением наших полярных окраин, присвоили ледорезу имя известного полярного исследователя Федора Литке. «Канада» стала «Ф. Литке».
